Воин и меч

Обед принесли горячим, а горячее Анатоль не любил есть с детства, каждый раз обжигал язык. Пришлось опять ждать, пока пища остынет. Несмотря на голод, он не спешил есть. Разум его плыл по рекам фантазий, а на улице начинало смеркаться. Ранняя осенняя ночь наступала быстро. В таверне поднабралось посетителей, хотя пустых мест было ещё много. С шумом и бранью ввалилась компания молодых большевиков в кожаных плащах. Они громко смеялись, травили анекдоты, грубили официанту, требовали кормить их бесплатно за счёт паразитирующего класса. Основная масса посетителей, относившаяся к противоположному социальному лагерю, притихла, затаившись на своих местах. Притих и Анатоль, проблемы ему были не к чему тем более, он находился в состояние поиска самоопределения не зная теперь кто он больше монах или офицер. Но речь в разбитной компании через некоторое время зашла о подвигах, совершённых во имя революции. Обсуждение велось громко, без стеснения и суть его была очевидной для присутствующих. По большей части товарищи хвастались успешными стычками с офицерами и борьбой с контрреволюцией в лице зажиточных горожан. Но один наиболее наглый тип проглотив стопку водки и, попыхивая папиросой, начал рассказывать, как недавно участвовал в аресте святош, живших в лесу.

Описав в красках, пытки которым он с товарищами подверг «монашка», поддерживавшего связь с отшельниками, прежде чем тот рассказал чекистам о месте нахождения старцев. Рассказчик в глумливой форме поведал собутыльникам о самом процессе задержания и о том так избив, святых отцов отправили в областной изолятор.

– Один хлипкий оказался, не выдержал и дух испустил, когда ему Петруха по морде съездил. А остальные, да, отправились в областное отделение ЧК после того, как мы с ними поработали как следует. Ну ничего, там быстро решат, что с ними делать. – Резюмировал рассказчик.

Анатоль, делая вид, что увлечён обедом, побледневший от злобы, слушал рассказ оратора и всматривался в его лицо, изучал и запоминал каждую черту, мимику, особенность, старался понять, с чем связана такая вульгарная ничем не обоснованная ненависть.

Прежний человек, которого он почти победил за время жизни в скиту, просыпался в Анатоле, раньше он убивал и за меньшее зло и сделать это вновь, после выслушанной истории не казалось чем-то неправильным. Единственная незадача была в том, что он, опасаясь обыска на улице, не взял с собой никакого оружия. Анатоль был готов придушить хвастуна голыми руками, но естественная рассудительность подсказывала о необходимости свершить месть тихо.

Ещё некоторое время Анатоль наблюдал за пирушкой товарищей и после того, как те заказали печёную утку, за которой были готовы отправить официанта и всех поваров «хоть к чёрту на рога». Решил, что покидать заведение в ближайшее время они не собираются, поэтому, взвесив все за и против, отправился за оружием в свой номер.

Совершить месть Анатоль предполагал после того, как компания большевиков покинет заведение, а участник ареста отшельников, проходя по тёмным подворотням города, станет уязвимым в пьяном одиночестве.

Номер Анатоля находился недалеко от трактира, поэтому сходить за оружием и прервать наблюдение, казалось вполне логичным. Потихоньку, стараясь не привлекать к себе лишнего внимания, Анатоль подозвал официанта и расплатился по счёту.

Через пятнадцать минут, захватив весь имеющийся арсенал, он возвращался, готовый расправится с врагами. Стараясь избежать непредвиденных сложностей, Анатоль шёл тёмными переулками, по пути представляя в деталях, что и как он сделает с человеком, надругавшимся над его святыней. Погрузившись в свои мысли, воображая будущую месть, он впал в состояние, когда происходящее в его голове заменило реальность, словно погрузился в транс.

«Я за тебя отомщу. Мерзавцы не должны остаться безнаказанными!» – Сжимая кулаки, вёл внутри себя мысленный диалог Анатоль, обращаясь к Антонию. – «Буду выслеживать до тех пор, пока не уничтожу всех участников этого преступления, пускай хоть полжизни понадобится». – Продолжал он свои мысли. – «Отец Антоний помоги свершить месть во имя доброго дела, укрепи мою руку и решимость, помолись Богу, чтобы послал мне удачу». – Просил Анатоль своего бывшего наставника.

Ответ пришёл, как лёгкое дуновение ветерка, далёкий едва различимый шепоток в голове среди журчания основного потока мыслей:

«Не надо. Сделай мне одолжение, не мсти за меня». – и параллельно в памяти всплыли слова из евангелия, которые ему не раз поручали читать вслух старцы после воскресной трапезы: «А Я говорю вам: любите врагов ваших, благословляйте проклинающих вас, благотворите ненавидящим вас и молитесь за обижающих вас и гонящих вас…». – Внутренний голос как бы от лица Антония продолжал напоминать Анатолю всё то, чему старец пытался научить его за время, проведённое вместе, а Анатоль остановился задумавшись. В душе он испытывал смятение, глаза чесались, набухая слезами, словно туда ветром намело сору, а руки опустились, будто отказывались продолжать начатое.

«Прости меня друг!» – Сказал Анатоль, развернулся и пошёл назад в номер, полный смятения, злобы и раскаяния. Пошёл как недовольный, но послушавший старшего ребёнок, не согласный с тем, что ему говорят родители, но поступающий так, как его просят исключительно из любви к ним.

Долго ворочаясь он не мог заснуть. Думал и гнал мысли, но они всё снова и снова лезли в голову, чередой непонятных образов кружились в сознании, противоречили сами себе, мешали спать, бередили и без того кровоточащие душевные раны. Только под утро он заснул некрепким, почти прозрачным сном, сквозь который как бы просматривалась дневная реальность. В этом странном и изменчивом состояние разума к нему снова пришёл его меч. Он вёл себя немного растерянно и, изменяя обычаю, не здороваясь спросил:

– Почему ты повернул назад?

– Так хотел Антоний. – Просто ответил Анатоль.

– Мне непонятно твоё решение. Ты воин, который идёт прямым путём воюя с неправдой, твой поступок выглядит так, словно ты сошёл со своего пути.

– Понимаешь в чём дело друг мой, – начал Анатоль, – я сегодня понял одну странную вещь. Если бы я сделал то, что собирался, и отомстил за невинно убитых святых, я бы совершил над ними это насилие ещё раз. Пренебрегнув всем тем, чему они меня учили, во имя отмщения их памяти во мне, я бы убил их так же, как те разбойники. Когда я осознал, то о чём я сейчас говорю, я понял, что мой прямой путь станет кривым, если я сделаю вдоль него хотя бы ещё один шаг, поэтому я сошёл на другую дорожку. Возможно, этим я тоже искривил свой прежний путь, но, мне кажется, такое решение меньшим из двух зол.

– То, о чём ты говоришь, я не могу принять. Я всегда ценил древнюю, проверенную временем мудрость, но, как правило, она гласила: «Око за око и зуб за зуб». – Это честно и справедливо, посеявший зло должен быть пожат этим злом. Поступай с другими так, как ты хотел бы, чтобы поступали с тобой и если ты готов принять справедливый суд над собой, то ты, естественно, предполагаешь его для других. Подонки и их  низость должны быть стёрты с лица земли без раздумий и промедления. А подлость искоренена как внутри себя, так и вовне. Разве это не достойная цель жизни и верный путь для благородного человека?

– Дорогой мой Меч, я не могу тебе с полной силой ясности ответить на твой вопрос, потому что я и сам испытываю сомнения. Но я точно знаю одно, поступить так как ты советуешь и не надругаться над памятью о человеке, которого люблю и считаю святым, у меня не получится. Я не знаю, почему злу, подлости и низости дана возможность утвердится и так свободно проявляться в мире, который мы – благородные существа хотим видеть свободным от подобных качеств, но я также чувствую, что если поступлю с этим злом аналогично его способу проявления, пусть это и заслуженно, то породнюсь с ним и оно во мне победит. Поэтому не искушай меня больше и дай поспать, завтрашний день обещает быть непростым.