Офицеры рассмеялись. Конечно же, зенитчики претендовали на все самолеты, упавшие в радиусе поражения их пушек и ракет. Летчики — на те же самолеты, а также — на разбившиеся вдалеке. Такое повторялось не впервой.
— За героев — погибших и живых! За победу!
Командующая отпила из бокала. Все встали и осушили свои емкости с вином. Дешевым, кислым. Это вам не в ресторане Шардаша…
Коммандер поставила бокал на стол.
— Я продолжу, но уже без тоста. В наш корпус прибыло подкрепление. Да такое, что враг будет драпать к Эрдогашу, а оттуда — на восток, теряя снаряжение от страха. На базу к нам приехал… всем внимание… торжественный момент… непревзойденный ас, кинозвезда, любимец женщин Борюш! Ну-ка, лейтенант, давай-ка покажись народу. Иди ко мне.
Понимая, что краснеть приходится не за себя, а за предшественника, Максим, вздохнув, поднялся с места, и, провожаемый взглядами собравшихся, потопал к «Вишенке». Сейчас коммандер спляшет на его костях — по ухмылке видно. Придется потерпеть. Благодаря покойному актеру он возвратился к жизни. Сладко трахался и вкусно ел, денег не считает. За все приходится платить…
— Мэм! По твоему приказанию лейтенант авиации Борюш прибыл, мэм, — доложил Максим.
— Точно авиации? — сощурилась коммандер. — Я думала: ты офицер киноэкрана. И не лейтенант — полковник для своих поклонниц. Их у тебя побольше, чем войск на фронте — у Коалиции с Союзом вместе. Поведешь подружек в бой? Противник сразу разбежится.
За столами засмеялись и захлопали.
— Станцуй для нас свой сладкий танец! — продолжала Вишева. — Дайте музыку!
Из колонок зазвучала надоевшая ему мелодия. Но танца не последовало. Макс бесцеремонно забрал коммандера микрофон.
— Мэм! Я исполню твой приказ… — он сделал паузу. — После победы. Тогда я стану прежним и станцую на потеху публике. Сейчас — не буду, не могу. Погибли летчики. Я их не знал, но уверен — замечательные были парни. В такой день мне не танцуется, — он, вздохнув, добавил: — Виноват.
В наступившей тишине Максим вернулся к своему месту. Сел, взял вилку, нож. Капитан склонился к его уху.
— Тебе конец, актер. Леди не привыкла, чтоб ей отказывали. Ты ее унизил перед всеми — такого не было с тех пор, как Вишева возглавила авиабазу. А возразить ей нечего — правильно сказал. Она такое не забудет — злопамятная баба.
— Может от того, что спит одна? — шепнул в ответ Максим. — Насрать! Конец мне светит все равно. Так что не печалься. Выпьешь за меня, когда коммандер сообщит о гибели Борюша. Она ж некролог обещала…
С того дня капитан спецслужбы стал для Максима единственным товарищем из панков. Пилоты Макса сторонились. Слово он сдержал, сочинив послание супруге капитана, которую в глаза не видел. Автограф вывел на глянцевом киножурнале, где прежний Борюш в окружении табуна блондинок, брюнеток и прочих рыжих восседал в открытом кабриолете.
Отношения с пилотами складывались с температурой на градус выше точки замерзания. Подчеркнуто служебные. Звездуна терпели, но и только. Нет, не оскорбляли, не третировали. Ладно, и того довольно, пришел к выводу Максим.
Что особо интересно, многочисленные барышни в обслуге базы — медсестры в санитарном батальоне, библиотекарша, секретарша, почтальон и другие — заразились той же холодностью. Ни одна не делала авансов! Даже некрасивые или не имевшие амурных связей с другими авиаторами.
К Борюшу подкатился лишь связист, открытый гей. Прямо заявил: соглашайся на меня, и я утешу — по-дружески. В лоб получил и откатился.
В принципе, отсутствие партнерш для секса напрягало не сказать, чтоб сильно. Рядом — городок на тысяч пятьдесят народу. Найти в нем даму — стоит только щелкнуть пальцем. Чтоб Борюшу отказали? Но это означало ехать в город, идти в кабак, светить физиономией и отвечать на глупые вопросы. Не очень-то хотелось — в душе Максим остался прежним белорусским парнем.