Слуга отречения

– Через две недели после того, как мы с тобой познакомились, господин Дворянов, – улыбнулся папа. – После симпозиума во Франкфурте.

Это была правда. Верена знала Алекса, сколько вообще себя помнила – папа регулярно приглашал его на семейные юбилеи и дни рождения, а один раз они все вместе встречали Рождество в Париже. Алекс постоянно устраивал Верене какие-нибудь сюрпризы, причём совершенно невозможно было заранее угадать, что ему придёт в голову в очередной раз. В семь лет он подарил ей, отчаянно мечтавшей тогда о каком-нибудь домашнем животном, енота на один день. Енота принесли из местного контактного зоопарка, и он за пару часов успел обгрызть мамины выходные туфли, содрать в гостиной обои со стены и в мелкие клочки растерзать папину энциклопедию по генетике, которая очень неудачно лежала на нижней полке шкафа. Верена и енот были в восторге, папа в ужасе, вечером довольного зверя увезли обратно в зоопарк, а мама ещё месяц отказывалась разговаривать с Алексом. Был он тогда, наверное, немногим старше, чем Верена сейчас. А кажется, что совсем не изменился…

Внезапно резким порывом налетел ветер, сбросил со стола салфетницу и опрокинул солонку. Алекс нагнулся, поднимая салфетницу с земли, потом отряхнул руки, и к его ногам тут же подошла крупная длинношеяя птица на тонких вытянутых лапах и стала тыкаться в пол кафетерия большим изогнутым клювом в поисках крошек.

– Красивый какой, – сказала Верена.

– Это ибис, – ответил Алекс. – Они здесь в Австралии вместо голубей. Хотя голуби вроде бы тоже есть.

– И как тебе тут в целом? – спросил папа, протирая салфеткой очки. – Ещё не скучаешь по снегу и свекольным салатам?

– Да мы же только на проект, – отмахнулся Алекс и убрал со лба влажную от пота каштановую прядь. – Не успеем соскучиться. А вообще здесь интересно.

Алекс говорил по-немецки удивительно свободно, совсем без акцента. Иногда Верена с завистью думала, что ей, кроме двух языков, которые она знала с рождения, так никогда и не удастся выучить ещё хоть один настолько же прилично.

Внезапно Верене показалось, что с неба послышалось низкое прерывистое жужжание. Усиливающийся ветер сорвал с головы белую, купленную накануне в кингсфордовском аэропорту кепку с вышитым на ней подмигивающим кенгуру и стремительно понёс её куда-то в сторону университетского парка.

– Ну ничего себе у вас тут погоды, – начала было Верена, поднимаясь, но следующий порыв ветра уже чуть не сбил её с ног.

Алекс бросил короткий взгляд на небо и, внезапно посерьезнев, коротко бросил папе: «Пауль, иди-ка в здание, забери дочь…» Папа что-то ответил, вставая, но Верена уже не расслышала его слов за нарастающим гулом, которым наполнился вдруг воздух. И тут она увидела, как подхватывает и уносит в небо, словно воздушный шарик, большой цветной зонтик с лужайки.

И дальше всё стало происходить очень быстро.

Одновременно послышались громкий треск справа и оглушительный звон где-то над головой, а потом крики «Осторожнее! Стёкла!» Ветер взвыл особенно сильно; Верена повернула голову и увидела, как медленно накреняется, заваливаясь вбок, высокое, с гладким серым стволом и множеством мощных, в руку толщиной, ветвей, дерево на лужайке напротив. Она успела заметить, как молодая девушка в красной бейсболке, чудом вынырнув из-под пушистой кроны, пригибаясь к земле и подволакивая левую ногу, бегом кидается к зданию кафетерия.

А потом началось что-то совсем странное.

Перед глазами у Верены всё поплыло, предметы внезапно начали двоиться. Страшный ветер с рёвом гнул деревья, вокруг слышались панические крики, но на их фоне она различала и ещё какие-то голоса. Низкие, жужжащие, они гудели меж её висков и совсем не напоминали человеческие.

«За горло его…» – «Бе-е-ей!» – «Уничтожьте их!» – «Все-ех…»

Папа куда-то пропал, Алекс тоже. Верена в панике прислонилась спиной к стене кафе, не решаясь оторваться от неё и сделать хоть пару шагов вперёд, сквозь бушующий ураган ко входу в здание, где толпились люди. И снова пронзительный хрип-вопль «Убе-е-ей!» прозвучал как будто бы прямо над её головой.

Верена посмотрела в небо – и оторопела от ужаса.

В воздухе стаей роились существа, при одном взгляде на которых начинали подкашиваться колени. Это были не животные – не бывает таких животных! – а какие-то гигантские химеры, монстры, порождение чьего-то ночного кошмара. Зубастые, с длинными лягушачьими языками рыбы, которым зачем-то приделали крылья; длинные и толстые, как водопроводные трубы, змеи с шипастыми перепончатыми хвостами; чёрные, покрытые шерстью то ли жуки, то ли ежи с фасеточными глазами и множеством многопалых изогнутых когтистых конечностей. Что-то вроде гигантских мух, но с длинными заострёнными жалами и блестящими, как у жаб, телами; голые уродливые вроде бы птицы, но с вытянутыми, закрученными внутрь скорпионьими хвостами.

Вот один, состоящий, кажется, из одних только белых костей и с тяжёлыми вывернутыми рогами, оседлал уличный фонарь и стал швырять сверху осколки, метя в бегущего по земле, прикрывающего голову человека. Другой, напоминающий огромного краба с множеством мелких паучьих глаз, прыгнул сверху на парусом натянувшийся тент над столиками и острыми клешнями начал рвать его на мелкие кусочки. Вот ещё одна тварь, похожая на богомола-переростка с толстой дубиной в коротких хитиновых лапах, соскочила с дерева и с размаху ударила дубиной по затылку молодого парня, который на карачках пытался отползти за угол здания.