Водители фрегатов. Книга о великих мореплавателях

— Уехал.

— Давно?

— Дней пять назад.

— Куда же он поехал?

— Он отправился на пироге в бухту, где стоит сейчас американский корабль. До этой бухты два дня пути. Он повез американцам бобровые шкуры, чтобы получить от них побольше пороха.

Справедливость всего, что сказал старик, подтвердилась в тот же день. Из-за лесистого островка посреди залива вынырнула длинная пирога с десятью гребцами. На корме ее сидел тайон, голова которого была пышно украшена орлиными перьями. Пирога, видимо, направлялась к селению. Но, выскочив из-за острова, сидевшие в ней внезапно увидели стоявший перед селением флот. Пиро́га круто повернула и на всех веслах понеслась обратно за островок.

Но было уже поздно. И пирогу и сидевшего в ней тайона успели заметить на берегу.

— Котлеан! Там тайон Котлеан! — закричали индейцы, входившие в войско Баранова.

За пирогой погнался многовесельный бот под начальством лейтенанта Арбузова. Желая обогнать своих преследователей, сидевшие в пироге несколько раз выстрелили по боту из ружей, но промахнулись. Тогда по приказанию Лисянского заговорили орудия «Невы». Лисянский вовсе не рассчитывал на попадание, он только хотел ядрами своих пушек задержать пирогу, заставить ее изменить курс. Но неожиданно одно ядро попало прямо в пирогу.

Раздался оглушительный взрыв, от которого вздрогнул весь воздух над заливом. Все заволокло черным дымом.

В пироге был порох, порох взорвался, и взрыв уничтожил пирогу.

Когда дым рассеялся, бот Арбузова на месте взрыва подобрал шестерых раненых и оглушенных индейцев. Котлеана между ними не было.

Взрыв, вероятно, не задел тайона Котлеана, сидевшего на корме, в самом конце. Оказавшись в воде, он поплыл, несмотря на то что вода в эти последние дни сентября была уже очень холодна. Плавал он, как рыба, и матросы с бота Арбузова заметили его только тогда, когда он был уже возле лесистого берега. Они послали ему вслед несколько выстрелов, но он вылез на берег, скрылся за соснами и, конечно, благополучно добрался до крепости, за стенами которой пряталось все его племя.

Баранов очень огорчился, что не удалось захватить Котлеана.

— Если бы Котлеан попался в наши руки, — говорил он, — война кончилась бы сразу и без всякого кровопролития.

1 октября флот Баранова и «Нева» медленно двинулись к новой крепости ситкинцев, стоявшей на том же берегу залива в полутора милях от селения.

«Ситкинская крепость, — пишет Лисянский, — представляла неправильный треугольник, бо́льшая сторона которого простиралась вдоль моря на 35 сажен. Стена состояла из толстых бревен наподобие палисада, внизу были положены мачтовые деревья внутри в два, а снаружи в три ряда, между которыми стояли толстые бревна длиной около 10 футов, наклоненные на внешнюю сторону. Вверху они связывались другими такими же толстыми бревнами, а внизу поддерживались подпорками. К морю выходили одни ворота и две амбразуры, а к лесу — двое ворот».

Тридцать пять сажен — всего только шестьдесят пять метров. Такова была самая длинная стена крепости. Из этого видно, как невелика была вся крепость и как тесно было восьми сотням воинов, укрывшимся в ней вместе с женами и детьми.

Приближавшийся флот крепость встретила отчаянной пальбой из пушек. Пушек было всего две, и пушкари оказались такими неискусными, что все ядра падали в воду, не принося никакого вреда.

Ни Баранову, ни Лисянскому не нужна была эта крепость ситкинцев, и они были бы рады, если бы дело повернулось как-нибудь так, чтобы ее можно было не брать. Но они понимали, что, если крепость не взять, война будет продолжаться до бесконечности. Решено было начать, как водится, с осады, а там попытаться вступить с противником в переговоры и, доказав ему безнадежность его положения, добиться мира на справедливых и обоюдно выгодных условиях.