На вопрос о том, как избежать ошибок в научных публикациях, Эйнштейн ответил:
— Единственный верный способ не делать ошибок — это не публиковать ничего значительного! [25, стр. 62]
Поглощенный целиком собственными мыслями, Альберт Эйнштейн как-то встретил своего друга и приветливо попросил его:
— Приходите ко мне вечером. У меня будет и профессор Стимсон.
— Но ведь я Стимсон?! — удивился собеседник.
— Это не имеет никакого значения, — возразил ученый, — все равно приходите! [25, стр. 63]
Однажды к известному немецкому математику Эдмунду Ландау приехал другой математик Литлвуд. Ландау со свойственной ему непосредственностью воскликнул:
— Так, значит, вы на самом деле существуете! А я-то думал, что это псевдоним, которым Харди подписывает свои работы, когда считает, что они недостаточно хороши для него. [25, стр. 65]
С известным физиком Э.Ферми случилась такая история. В его квартире было холодно, и жена предложила вставить вторые рамы. Поскольку Э.Ферми был человеком науки, он решил сначала теоретически рассчитать, какой эффект дадут эти рамы. Расчеты показали, что эффект незначителен. Жена не прислушалась к этим доводам и все-таки вставила рамы. В квартире стало заметно теплее. Э.Ферми удивился, вернулся к расчетам и обнаружил ошибку. [25, стр. 67–68]
По приезде в США семья Энрико Ферми так много слышала разговоров о свободе личности, что как-то четырехлетний Джулио на предложение матери вымыть руки заявил:
— Ты не имеешь права меня заставлять! Здесь свободная страна! [25, стр. 68]
Немецкий математик Давид Гильберт (1862–1943) считал, что теоретическим исследованиям не нужно стремиться придать поскорее промышленную, инженерную направленность. Как-то его перед лекцией предупредили, что он должен высказаться против идеи несовместимости науки и техники. Помня об этом предупреждении, с присущим ему остроумием он в своем выступлении сказал:
— Приходится слышать разговоры о враждебности между учеными и инженерами. Я не верю в это. Я действительно твердо убежден в том, что это неправда. Ничего подобного и не может иметь места, потому что ни те, ни другие не имеют ничего общего между собой. [25, стр. 68]
После одного из пышных приемов в Англии в честь супругов Кюри Пьер рассказывал Мари:
— Представь себе, я за обедом, не зная, чем заняться, придумал развлечение: стал высчитывать, сколько лабораторий можно выстроить на ожерелья, обвивающие шею каждой из присутствующих дам. К концу обеда, когда начался общий разговор, я уже выстроил астрономическое количество лабораторий! [25, стр. 70]
Молодой американский физик Ричард Фейнман, лауреат Нобелевской премии 1965 г., работавший в годы второй мировой войны в секретной группе в Лос-Аламосе, прославился своими проделками.
Чтобы позлить цензоров, он уговорил свою жену присылать ему письма, разорванные на сотни маленьких клочков. Сидящим на проверке чиновникам приходилось долго составлять кусочки головоломки.
Фейнман забавлялся также разгадыванием комбинации цифр в замках стальных сейфов, в которых хранились самые важные результаты исследований. Однажды ему удалось за несколько недель разгадать нужную комбинацию и открыть шкаф с главной картотекой в тот момент, когда дежурный офицер вышел на несколько минут. Фейнман положил в сейф записку: «Угадай, кто?»
В дальнейшем он наслаждался ужасом, охватившим чиновника службы безопасности, когда тот читал бумажку, совершенно непонятным путем попавшую в святая святых «Манхэттенского проекта» (условное название исследовательского атомного центра). [25, стр. 70–71]
Ференц Лист в 1842 году совершал триумфальную поездку по европейским странам. Он дал несколько концертов и в Кенигсберге. В знак уважения к прославленному музыканту философский факультет университета решил ему присвоить ученую степень доктора. Правда, опасались мнения декана факультета истории Друмана, который придерживался мнения, что музыка — совершенно недостойное занятие для мужчины. Когда спросили Друмана, согласится ли он на присуждение ученой степени музыканту, декан ответил: