Три часа между рейсами

22
18
20
22
24
26
28
30

У нас с Финнеганом общий литературный агент, продвигающий его и мои книги, но самого Финнегана я никогда не видел — всякий раз я появлялся у мистера Кэннона вскоре после его ухода или же уходил незадолго до его появления. Издательство у нас тоже общее, но и там мне никак не удавалось пересечься с Финнеганом, хотя неопределенно-многозначительные вздохи и реплики вроде: «A-а, Финнеган… О да, Финнеган только что здесь побывал…» — наводили на мысль, что очередной визит прославленного автора не прошел бесследно. Насколько я мог судить по этим репликам, он всякий раз, уходя, что-то забирал с собой — не иначе как рукопись одного из своих обреченных на успех романов, дабы еще немного его отшлифовать и нанести рукой мастера последние штрихи. По слухам, он переписывал свои шедевры по десятку раз, добиваясь безупречной гладкости стиля и предельно отточенной игры ума, столь для него характерных. Лишь много позднее я узнал, что большинство визитов Финнегана было связано с вопросами сугубо финансового свойства.

— Как жаль, что вы уже отбываете, — сказал мне мистер Кэннон. — Завтра здесь должен появиться Финнеган. — Далее следовала глубокомысленная пауза. — Вероятно, общение с ним займет немало времени.

Странным образом какие-то нотки в его голосе напомнили мне разговор с одним весьма нервозным директором банка, перед тем получившим известие, что где-то поблизости обретается Диллинджер.[56] Мистер Кэннон устремил взгляд в пространство и продолжил, как будто говоря сам с собой:

— Не исключено, что он принесет рукопись. Сейчас он работает над новым романом, насколько я знаю. И еще над пьесой.

Судя по его тону, можно было подумать, что речь идет о весьма интересных, но не имеющих отношения к сегодняшней реальности фактах из эпохи Возрождения; однако в его взоре промелькнул огонек надежды, когда он добавил:

— А может, это будет короткий рассказ.

— Он одинаково силен во всех жанрах, верно? — сказал я.

— О да! — встрепенулся мистер Кэннон. — Он способен на все — стоит ему только захотеть. Свет не видывал подобного таланта!

— Но он давненько уже не публиковал ничего нового.

— Он все так же плодовит, будьте спокойны. Просто некоторые журналы, купив его вещи, не спешат с публикацией.

— Но почему?

— Выжидают удобный момент, когда можно будет резко поднять тиражи. И потом, всякому приятно сознавать, что в его издательском портфеле лежит что-нибудь от Финнегана.

Что и говорить — само его имя служило гарантией, как золотой депозит в банке. Его звезда вспыхнула сразу и ярко после первой же публикации, и, хотя он в дальнейшем не всегда держался на том же высоком уровне, раз в несколько лет звезда эта вновь поднималась в зенит. В американской литературе за ним закрепилась репутация «вечно подающего надежды»; то, что он вытворял со словами, поражало — они как будто искрились и сверкали, выходя из-под его пера; отдельные написанные им фразы, параграфы и главы были шедеврами изящества и виртуозности. Я и предположить не мог, что у него есть недруги, пока не познакомился с несчастным сценаристом, надорвавшимся при попытке выстроить логичный сюжет на основе одной из финнегановских книг.

— Когда читаешь его текст, все кажется прекрасно, — говорил этот бедолага, — но перепишешь это простым языком, и получается какой-то бред сумасшедшего.

Из конторы мистера Кэннона я отправился в издательство на Пятой авеню, и там мне также первым делом сообщили, что завтра здесь появится Финнеган.

Он отбрасывал перед собой столь длинную тень, что за обедом, во время которого я надеялся обсудить свои дела, беседа почти все время вертелась вокруг Финнегана. И вновь у меня сложилось впечатление, что мой издатель, мистер Джордж Джеггерс, разговаривает не столько со мной, сколько с самим собой.

— Финнеган — великий писатель, — сказал он.

— Разумеется.

— И сейчас он в полном порядке, можете мне поверить.

В ходе разговора я никоим образом не оспаривал сей факт и потому спросил: