Как только солнце вышло из-за гор, колокол зазвонил торжественно и громко. Вмиг все жители села собрались на центральной площади. И вот с вершины холма «Пой, петух» раздался выстрел — он возвестил о начале восстания. Тысячные толпы ликующе взревели, в воздух взметнулось тайно вышитое знамя… Взошла заря свободы! Люди обнимались и плакали от радости. Голь не желала больше рабства, рвала ненавистные цепи. «Да поможет нам аллах, бежим!» — кричали турки и покидали болгарскую землю. Но на помощь им пришло многочисленное турецкое войско. Насильники осадили взбунтовавшиеся села, осыпали их свинцовым градом. Каждый дом превратился в крепость. Женщины и дети забились в церковь. Однако башибузуки подожгли церковь снарядом. Крыша рухнула, и все, кто были внутри, — женщины, старики, дети — оказались погребенными заживо. Ночью жилистые мужские руки проделали ход под алтарем, и те немногие, кто еще дышали, выбрались потихоньку из-под руин. Душегубы только этого и ждали — встретили их огнем. Сотни трупов усеяли долину. Вода в речушке, что вилась среди ракит, побагровела от крови.
Ползком выбрался из церкви Рангел со своим младшим сыном Стойко — жена, дети и вся их большая семья погибли там, под развалинами. Дополз он до дому, закопал ружье под большой бочкой в подвале, взял, что мог, и потянул маленького Стойко за собой.
Стрельба стихла, но село, подожженное со всех сторон, все еще полыхало. Занялся и рангеловский дом, с виноградниками и верандой, с конюшней, сараями и хлевами. Заплакал Рангел и бросился бежать куда глаза глядят. Он был почти за околицей села, когда его остановил внезапный окрик:
— Стой, гяур! Куда?!
И не успел он ничего ответить, как выстрел свалил его в канаву. Штыком проткнули маленького Стойко. Ребенок вскрикнул и как подкошенный упал рядом с отцом.
Три дня и три ночи продолжалась резня. А потом все утихло. Наутро старик Мано, чудом выбравшийся из-под трупов, услышал чей-то негромкий стон. Он огляделся и увидел, что в бурьяне ползет ребенок, машет ему ручонкой и трогает себя за шею.
— Боже милостивый! — воскликнул Мано, взял Стойко на руки и в тот же день отвез его в Пловдив к лекарю.
Стойко выздоровел. Правда, шрам остался у него на шее. Но это не мешало ему расти и превращаться в стройного красавца.
Свобода пришла. Ее принесли доблестные русские войска. На пепелищах, на земле, обильно политой болгарской кровью, выросли новые дома и села.
Стойко Рангелов вытянулся, возмужал, женился. На месте старого отцовского дома он решил выстроить новый, тоже с верандой и широкой крышей, с самшитами и виноградными лозами в саду. А когда копали яму под фундамент, лопата вдруг обо что-то звякнула. Жена Стойко трепетно замерла: вдруг клад! Но никакому золоту, никаким деньгам не обрадовался бы так Стойко, как старому отцовскому ружью, найденному в земле. Он схватил его, обтер рукавом — и украшения на прикладе заблестели. Стойко прижал ружье к груди: этот кусок холодного металла связывал его с прошлым, с отцом и матерью, с братьями и сестрами, со всей родней, погибшей во время Апрельского восстания.
Шли годы. Дом Стойко зазвенел детскими голосами. Старшего сына Стойко назвал Рангелом — в честь отца. И каждый вечер, возвращаясь с поля, он садился с детьми на веранде, вслушивался в тихий говор ручейка, который струился между самшитами, в шепот листьев ореховых деревьев, вьющегося винограда и начинал:
— Дед ваш, Рангел, был борцом за свободу. То ружье, что висит на стене, осталось нам от него…
Но вот пришло время, и старинное ружье почистили, сняли со стены. Когда в 1923 году народ поднялся на Сентябрьское восстание, Стойко был одним из первых. Вскинув на плечо отцовское ружье, он присоединился к повстанческому отряду, который направлялся в город. У некоторых — правда, не у многих — тоже были ружья и винтовки. Но, конечно, всем бросилось в глаза его старинное ружье. Поблескивая своими перламутровыми украшениями, оно невольно вселяло уважение, надежду, уверенность в победе.
Люди не шли — летели в ночи. Река тихо катила свои воды. Горы, казалось, тоже с сочувствием следили за этим ночным походом. Повстанцы быстро завладели городом.
Отряд разбился на маленькие группы. Одни отправились на вокзал, другие двинулись по направлению к казарме. А Стойко остался в городе. Сыну деда Рангела, убитого в 1876 году, доверили охранять Димитрова и Коларова — руководителей восстания.
— Откуда у тебя это старинное ружье? — спросил его как-то Георгий Димитров, с любопытством рассматривая инкрустацию. — Должно быть, русская работа?
— Так точно! — ответил по-солдатски Стойко. — Отец мой был когда-то повстанцем. Ружье ему Апостол Левский прислал. Дожило и до нового восстания.
Но враг одолел повстанцев. После разгрома Стойко Рангелову не оставалось ничего другого, как вернуться к себе в село.
Придя домой, он взял липовое бревно, расколол его на две половинки, выдолбил внутри глубокий желоб и, положив туда, как в футляр, ружье, спрятал бревно в сарае. И не успел никому сказать об этом. Только вышел, отряхиваясь от соломы, будто задавал корм скоту, как его сразу же схватили.
— Ружье! Давай сюда ружье!
ebooksa