— Я спросил, ты меня понял, Дамир? — прошипел Сергей, не обращая внимания на потуги двухметрового спецназовца.
— Хр-р-а-а… х-р… — попытался что-то вымолвить парень.
Бывший медиум, видимо, расценил это как утвердительный ответ и только тогда выпустил сына. Аид порывисто вскочил со своего места, едва не опрокинув стул, и растворился в темноте надвигающейся ночи вместе с химерой.
Изюм же судорожно выдохнул, глянул исчезнувшему инфестату вслед, а потом присел рядом с потирающим шею Дамиром.
— Ты как, цел? — поинтересовался инквизитор.
— Я… наверное… — потеряно пробормотал юноша. — Но… за что? Что я такого сказал?
— Переживает отец твой, — прогудел Изюм, — вот повел себя так. Не сердись на него слишком уж сильно.
Пацан на это промолчал, лишь обиженно фыркнув, но возвращаться в дом пока не торопился.
— Мне, кстати, от бати тоже частенько доставалось, — отрешенно поделился Макс. — Помню, было мне лет пять, и я добрался до его бобин с музыкой…
— Что такое «бобин?» — ухватился за новое слово мальчишка.
— Ну, блин, бобины! Катушки такие для пленки, сечешь? Плоские, с тарелку размером.
— А-а, понял! На них раньше музыку записывали?
— Угу, не только музыку. Ну да не суть! В общем, откопал я у батьки в столе такую штуковину. И мне показалось, что лучшее применение для нее, это обмотаться пленкой, как мумия, а потом выйти и всех удивить. И что ты думаешь? Сказано — сделано. Принялся я себя заматывать, причем, не с ног начал, а с головы. Один оборот, второй, третий, двадцать третий. Чувствую, петли на шею как-то туго легли, дышать тяжело. Я вдох делаю, грудь вроде вздымается, а мне от этого не становится легче. Кровоток передавил, аж в глазах пятна поплыли. Я запаниковал, попытался пленку разодрать, чтоб освободиться. Но куда мне сопляку… это один виток еще получается порвать. А когда их много, то хрен там.
— И что дальше было? — Дамир от интереса аж моргать перестал, глубоко проникнувшись историей из далекого прошлого.
— А дальше я упал, уронил стул, на шум прибежал папка с дедом, увидели меня вот в таком состоянии, уже слегка посиневшего и замотанного пленкой… Ну и расстреляли меня.
— Ч-чего?! — не врубился в юмор парнишка.
— Да шучу я! — досадливо махнул рукой Изюм на непонятливую молодежь. — Анекдотов что ли не знаешь? А хотя, откуда у вас тут наши анекдоты… Короче, освободили меня в четыре руки. А потом, не успела еще моя физиономия нормальный цвет приобрести, как папка мне та-а-акого ремня всыпал. Вот ей богу, я тогда побоялся, что пленка меня не задушила, так отец прибьет. По моей жопе потом можно было карту звездного неба изучать, такой на ней космос остался. Я по первости тоже обиду затаил на батю. Но дед меня приобнял и сказал одну мудрую вещь.
— Это какую же?
— А такую, что предки, порой, могут вести себя с детьми строго. Иногда даже жестоко. Но это не потому, что они их не любят, а совсем наоборот. Родители же понимают, что не всегда могут находиться рядом со своим чадом. Понимают, что от всего не уберегут. А потому, застукав ребенка за чем-либо опасным, изо всех сил стараются сделать так, чтоб это был первый и последний раз, когда отпрыск вздумал подобное учудить. А какое средство лучшее в плане отрицательного подкрепления? Правильно! Самозабвенная и качественная порка. И тогда дитё в схожей ситуации, вспомнив битую задницу, сто раз подумает, стоит ли повторять свой негативный опыт или лучше проявить благоразумие.
— То есть вот сейчас папа хотел уберечь меня от ошибки? — скептически выгнул бровь Дамир.