Первая дорожка налево тоже оказалась не той. Нужный дом Ричер обнаружил на второй дороге, которая сворачивала направо и шла вдоль реки, густо заросшая травой. У ворот он увидел ржавый почтовый ящик, оставшийся с тех времен, когда почтальоны не ленились подходить к дому. Он был того же тусклого зеленого цвета, только еще более поблекшего от времени и непогоды. Тот же аккуратный почерк, едва различимые, точно тающее у вас на глазах привидение, буквы: «Хоби». Среди вьющихся растений, висящих точно густой занавес, Ричер разглядел телефонный кабель и силовые провода. Он проехал по подъездной дорожке, с обеих сторон ощетинившейся зарослями деревьев и кустов, и остановился позади старого седана «шевроле», припаркованного под углом под навесом для автомобиля. Огромная старая машина, с капотом и багажником размерами с кабину самолета, от времени стала такой же тускло-коричневой, как и все старые машины.
Ричер выключил двигатель и вышел из машины в мгновенно наступившую тишину. Затем нырнул внутрь, забрал почту с сиденья и остался стоять, держа ее в руке. Низкий одноэтажный дом вытянулся на запад, в сторону реки. Обитый старыми досками и покрытый кровельной дранкой, он был такого же тускло-коричневого цвета, что и машина. Во дворе царил ужасающий беспорядок. Таким становится ухоженный сад через пятнадцать сырых весен и жарких лет. От навеса для машин к двери дома когда-то вела широкая дорожка, но она превратилась в узкую тропинку, заросшую густыми кустами. Оглядевшись по сторонам, Ричер пришел к выводу, что взвод, вооруженный огнеметами, был бы здесь полезнее, чем отряд садовников.
Он добрался до двери, сражаясь с торчащими во все стороны ветвями кустов, которые норовили схватить его за ноги. На двери имелся звонок, но он проржавел и давно не работал. Наклонившись вперед, Ричер постучал в деревянную дверь костяшками пальцев и стал ждать. Никакого ответа. Он снова постучал. У него за спиной жили своей жизнью джунгли, жужжали насекомые, остывал двигатель «тауруса», стоящего неподалеку. Ричер снова постучал. Подождал немного и услышал в доме скрип половиц, который опережал чьи-то шаги. Потом шаги остановились по другую сторону двери, и до него донесся женский голос, тонкий и приглушенный толстым деревом двери:
— Кто там?
— Ричер, — ответил он. — Друг генерала Гарбера.
Его голос прозвучал громко, и у него за спиной кто-то промчался сквозь кусты, спасаясь бегством. Какое-то животное. Он услышал, как открывается старый замок, а вслед за ним щеколда. Дверь со скрипом распахнулась, и Ричер, шагнув в темноту, увидел перед собой пожилую женщину лет восьмидесяти, очень худую, седовласую, сутулую, в блеклом цветастом платье с широкой юбкой. Такие платья женщины носили на приемах на открытом воздухе в пятидесятые или шестидесятые годы. К ним обычно прилагались белые перчатки, широкополые шляпы и спокойные улыбки. Ричер видел их на фотографиях.
— Мы вас ждем, — сказала женщина, повернулась и шагнула в сторону.
Ричер кивнул и прошел в дом. У нее была такая широкая юбка, что, проходя мимо, Ричер услышал громкий шелест нейлона.
— Я принес вашу почту, — сказал он. — Ящик был переполнен.
Он протянул ей толстую пачку мятых конвертов и стал ждать.
— Спасибо, вы очень любезны, — сказала она. — Идти до ящика далеко, а мы не любим останавливать там машину, чтобы кто-нибудь не въехал в нас сзади. На дороге ужасное движение, а люди ездят так быстро. Быстрее, чем следует.
Ричер кивнул, подумав, что ему редко доводилось видеть дорогу, которая была бы тише и пустыннее этой. Если бы кому-нибудь вздумалось лечь спать прямо на желтой линии, у него имелись бы все шансы дожить до утра. Он продолжал держать в руках почту, которая совершенно не заинтересовала пожилую леди.
— Куда положить? — спросил Ричер.
— На кухню, пожалуйста.
В коридоре, отделанном мрачными деревянными панелями, было темно. В кухне, где имелось крошечное окошко с желтым ребристым стеклом, оказалось еще хуже. Там стояла разномастная мебель, облицованная потемневшей от времени фанерой, и имелось несколько забавных старинных эмалированных кухонных приспособлений в серую и зеленую крапинку, на коротких ножках. Здесь витали застаревшие запахи еды и нагретой духовки, но было чисто. На полу из линолеума тряпичный коврик, в кружке с отбитым краем пара очков. Ричер положил почту рядом с кружкой. Когда гость уйдет, хозяйка снимет нарядное платье, уберет его в шкаф с шариками от моли, наденет очки и прочтет почту.
— Могу я предложить вам кусочек кекса? — спросила она.
Ричер посмотрел на плиту и увидел фарфоровую тарелку, накрытую видавшей виды льняной салфеткой. Она что-то для него испекла.
— И кофе?
Рядом с плитой стояла древняя кофеварка из ярко-зеленой эмали со стеклянной шишечкой наверху. От нее к розетке шел шнур с потрепанной оплеткой из ткани.
— Я люблю кофе с кексом, — сказал Ричер.