Дож ушел и оставил молодых людей наедине. Розамунда стояла у окна. Флодоардо долго не мог решиться, но наконец подошел к ней.
— Простили ли вы меня, сударыня, за оскорбление?
— За оскорбление? — Розамунда вспомнила случай в саду, и ей стало приятно. — Я давно уже вас простила, если и стоило сердиться. Когда мы приближаемся к смерти, то должны быть снисходительны, ибо сами нуждаемся в снисхождении. Я чувствую, что конец мой близок...
— Как?
— Да, близится последняя моя минута! Вчера я встала с постели, но скоро опять в нее лягу — уже навсегда. Я должна просить у вас прощения за ту боль, которую вам причинила при последнем нашем свидании.
Граф молчал.
— Если вы откажете в моей просьбе, то будете очень жестоки.
Флодоардо посмотрел на нее с горькой улыбкою. Розамунда протянула ему руку.
— Помиримся! Не правда ли, вы все уже позабыли?
— Позабыл? О нет! Каждое ваше слово, каждый взгляд навсегда запечатлен в моей памяти! Не могу забыть и того, что оскорбил вас; а вы просите у меня прощения! — Он почтительно взял протянутую руку. — Ах! вы не могли оскорбить меня — и мне не за что вас прощать.
Оба замолчали. Наконец Розамунда сказала:
— Вас долго не было в Венеции! Далеко ли вы ездили?
— Довольно далеко.
— Весело ли вы путешествовали?
— Конечно, ибо везде я слышал похвалы Розамунде.
— Граф! — сказала она с укоризною, но кротко. — Вы опять хотите меня оскорбить?
— Скоро я уже не смогу оскорблять вас такими словами. Может быть, вы догадываетесь — почему.
— Неужели хотите опять уехать?
— Я должен, непременно должен навсегда оставить Венецию.
— Навсегда? — поспешно переспросила Розамунда. — Возможно ли! Неужели вы способны меня оставить? — Она запнулась и покраснела, заметив свою неосторожность. — Неужели вы решитесь оставить дядюшку, хотела я сказать?