Духовидец. Гений. Абеллино, великий разбойник

22
18
20
22
24
26
28
30

— Нет, я отвергаю вас, вы мне отвратительны! Я не нуждаюсь в оставленных мне из милости жалких крохах! — Я поднялся. — Одно только слово, Эльмира. Письмо, что вы сегодня уронили, от Антонио?

— Нет, Карлос. Клянусь вам, нет. Но будьте же мужчиной. Неужто дар, который вам преподносят сознательно, менее вам ценен, чем невольная склонность? К Антонио я влекома страстью, а с вами меня связывает дружеская нежность. Придите же и станьте моим другом.

— Да, судьба моя решена. Все надежды развеяны, и жизнь моя жалче, чем смерть. Прощайте, будьте счастливы. Я не достаточно великодушен, чтобы побудить другого завоевать сердце, от которого я сам ожидал бесконечных радостей. Прощайте, Эльмира.

Я поцеловал ее руку, не решаясь взглянуть в лицо. Сердце Эльмиры учащенно билось, рука дрожала. Я осторожно положил ее на колени и направился к дверям.

— Как же я в вас обманулась, дон Карлос, но уж если вы хотите совсем уйти, приблизьтесь ко мне ненадолго.

Я подошел к ней.

— Встаньте опять на колени.

Я опустился подле нее, она положила руку мне на затылок, склонив ко мне пылающее лицо. В ее увлажненных глазах сверкало сладостное пламя.

— Еще одно слово, Карлос. Прости меня. Дон Антонио не кто иной, как ты.

Ум мой помрачился, и я не воспринимал ничего, кроме тесно приникшей ко мне груди, горячих губ, прижавшихся к моим губам, и обжигающих слез, оросивших мои щеки.

* * *

Придя в себя, я увидел ее огромные глаза, с любовью на меня устремленные; я затерялся в них, словно в неких неведомых мне далях.

— О, как прекрасны твои муки, волшебница!

— Мы теперь квиты, Карлос. Ты мог бы меня простить, как и я тебя.

— Я не знаю за тобой вины! Возможно, в прошлой жизни ты могла быть передо мной виновата, но теперь — не гляди на меня так недоверчиво! Не родился ли я час назад для новой жизни? Все переменилось! Я обрел иного Бога!

— Не забудь же никогда своих слов, Карлос! Ты приобрел мое сердце не без труда, но надеюсь, что не слишком дорого. Молись на меня всегда; иначе придет расплата.

— Я весь принадлежу тебе, Эльмира. В каждом моем чувстве запечатлен твой образ, и потому прими меня как свою собственность. Но прости мне мою недоверчивость. Можешь ли ты сказать, что в той записке, которую ты столь тщательно спрятала?

— Да, я могу тебе дать ее прочесть; но не хотела бы внушать опасения, которые не в состоянии развеять. Оставим это.

— Как хочешь, Эльмира, — твои желания для меня закон. Но, признаюсь, мне бы хотелось с этим письмом ознакомиться.

— Как желаешь, Карлос, но не беспокойся напрасно: я верю тебе и своим глазам больше, чем этому жалкому листку!

Она поискала и достала наконец письмо. Буквы были выведены темно-красной краской, по цвету напоминающей кровь. Там стояло следующее: