– Нет, – возразила Саммер.
– Ты можешь называть это как пожелаешь: совет друга или прямой приказ старшего офицера. Однако ты останешься в машине. Без вариантов. Если потребуется, я прикую тебя наручниками к рулю.
– Мы все делали вместе.
– Однако мы должны действовать разумно. Речь не идет о том, чтобы навестить Андреа Нортон. Это очень рискованное дело. Нет никакого смысла обоим идти в огонь.
– А ты бы остался в машине? Если бы оказался на моем месте?
– Я бы спрятался под днищем, – ответил я.
Она ничего не сказала, лишь продолжала так же быстро вести машину. Мы выехали на кольцевую автодорогу. И начали долгий путь в сторону Арлингтона.
Пентагон охранялся несколько более строго, чем обычно. Возможно, кого-то тревожили остатки сил Норьеги, находящиеся в двух тысячах миль отсюда. Однако мы въехали на парковку без особых проблем. На ней было совсем мало машин. Саммер описала медленный круг и остановилась возле главного входа. Она заглушила двигатель и поставила машину на ручной тормоз. Ее движения были более резкими, чем нужно. Наверное, она хотела мне что-то показать. Я посмотрел на часы. До полуночи оставалось пять минут.
– Мы будем продолжать спорить? – спросил я.
Саммер пожала плечами и сказала:
– Удачи тебе! Устрой ему настоящий ад.
Я вышел из машины. Было холодно. Я закрыл за собой дверь и несколько мгновений стоял неподвижно. Темная громада здания нависала надо мной. Говорят, это самый большой офисный комплекс в мире, и сейчас я в это поверил. Я зашагал вперед. К входным дверям вел длинный пандус. Затем я оказался в вестибюле величиной с баскетбольную площадку. Мой жетон военного полицейского из особого отряда позволил мне его преодолеть. Затем я двинулся в самое сердце комплекса. Пять концентрических коридоров, идущих по периметру пятиугольника, называют кольцами. Каждый из них охраняется. Мой жетон позволял пройти через «B», «C» и «D». Однако ничто на земле не помогло бы мне проникнуть в кольцо «E». Я остановился перед часовым и кивнул ему. Он кивнул в ответ. Он привык видеть людей, которые ждали здесь.
Я прислонился к стене. От гладкого гранита веяло холодом. В здании царила тишина. Я слышал лишь шум воды в трубах, шорох кондиционеров и дыхание часового. Пол был покрыт линолеумом, в котором отражались лампы дневного света.
Я ждал. Со своего места я видел часы над кабинкой часового. Большая стрелка перевалила через двенадцать. Прошло еще пять минут. Потом десять. Я ждал. У меня возникло предположение, что начальник штаба решил проигнорировать мою просьбу о встрече. Эти парни – настоящие политики. Возможно, они играют в слишком хитрую для моего понимания игру. Возможно, у них больше мудрости и терпения. Возможно, это уже не моя лига.
Или женщина с задушевным голосом попросту посчитала мой звонок не стоящим внимания.
Я ждал.
Когда прошло пятнадцать минут, я услышал звук далеких шагов. Кто-то приближался к будке часового – достаточно быстро, но и не слишком торопясь. Занятой человек, который не забывает о собственном достоинстве. Пока что я его не видел. Звук шагов доносился до меня из-за угла, заранее предупреждая о чьем-то приближении.
Я слушал и смотрел на то место, где должен был появиться этот человек, – именно там в линолеуме отражался свет ламп. Звук приближался. Наконец из-за угла вышел мужчина и оказался в яркой полосе света. Он продолжал идти ко мне, ритм его шагов не изменился. Он подошел ближе. Это был начальник штаба в вечерней форме. Короткий синий китель, суженный в талии. Синие брюки с двумя золотыми полосами. Галстук-бабочка. Золотые запонки. Золотые галуны и шитье на рукавах и плечах. Он был весь покрыт золотыми знаками различия, значками и орденскими лентами. Седые волосы, рост пять футов и девять дюймов, вес сто восемьдесят фунтов. Средние показатели по всей армии.
Начальник штаба остановился в десяти футах от меня, я встал по стойке «смирно» и отдал ему честь. Чистый рефлекс. Как у католика при встрече с Папой. Он не стал салютовать в ответ, а лишь посмотрел на меня. Может быть, существовал протокол, запрещающий отдавать честь в вечерней форме. Или когда ты без головного убора в Пентагоне. Или он был плохо воспитан.
Он протянул мне руку для рукопожатия.