Или кожи.
– С некоторых солдат заживо сдирали кожу, – продолжала Лиля. – Им отрезали веки и закрепляли головы в специальной рамке, чтобы у них не оставалось выбора, и они смотрели на то, как с их тел срезают кожу, сначала с лиц, потом с тела. Холод притуплял их страдания и не давал слишком быстро умереть от болевого шока. Иногда пытка продолжалась очень долго. Или их зажаривали живьем на кострах, и около наших лагерей появлялись пакеты с мясом. Сначала солдаты думали, что это еда, которую приносили в подарок сочувствующие местные жители, но быстро поняли, что это такое.
Светлана Хос смотрела в пространство невидящим взглядом и казалась еще более бесцветной, чем раньше. Может быть, тон повествования разбудил ее воспоминания. Должен признать, что голос Лили Хос звучал завораживающе. Она не пережила и не видела событий, о которых говорила, но ощущение складывалось такое, будто она в них участвовала. Причем только вчера. Она отбросила в сторону историческую отстраненность, и мне вдруг пришло в голову, что из нее получился прекрасный рассказчик и что она обладает даром повествователя.
– Больше всего моджахеды любили ловить наших снайперов, потому что ненавидели их, – сказала Лиля. – Думаю, снайперов всегда ненавидят – наверное, из-за способа, которым они убивают людей. Естественно, моя мать очень беспокоилась за мужа и младшего брата. Они уходили почти каждую ночь, брали электронный прибор ночного видения и прятались среди невысоких холмов неподалеку. Может, в тысяче ярдов, где находили место, откуда вели стрельбу. Достаточно далеко, чтобы действовать эффективно, но близко от лагеря, чтобы чувствовать себя в безопасности. Впрочем, по-настоящему безопасных мест не существовало. Они были уязвимы, однако не могли ослушаться приказа, требовавшего стрелять во врага. Но они старались убивать пленных. Потому что считали это милосердием. В общем, время было ужасное.
Моя мать уже была беременна мной. Мои родители зачали меня в траншее, вырубленной в каменистой почве долины Коренгал, под потрепанной шинелью конца Второй мировой войны и на двух других, еще более старых. Мама говорила, что в них имелись отверстия от пуль, наверное оставшиеся после Сталинграда[35].
Я молчал, Светлана продолжала смотреть прямо перед собой. Лиля положила руки на стол и сплела пальцы.
– В течение первого месяца или около того мой отец и дядя возвращались в лагерь целые и невредимые, – продолжала она. – Они были хорошей командой, возможно, лучшей.
Светлана все так же буравила взглядом пространство. Лиля убрала руки со стола и на мгновение задумалась. Потом она выпрямилась и расправила плечи.
– В то время в Афганистане находились американцы, – сказала она.
– Правда? – проговорил я.
Она кивнула.
– Какие американцы? – спросил я.
– Солдаты, немного, но были. Не постоянно, они появлялись время от времени.
– Вы так думаете?
Она снова кивнула.
– Американская армия определенно там находилась. Советский Союз являлся их врагом, моджахеды – союзниками. Шла холодная война. Президента Рейгана устраивало, что наша армия теряла силы, это входило в его антикоммунистическую стратегию. Кроме того, он радовался возможности захватить кое-что из нашего нового оружия с целью его изучения. Поэтому в Афганистан посылали отряды особого назначения, которые регулярно туда прилетали, а потом возвращались в Америку. Однажды ночью в марте 1983 года один из таких отрядов обнаружил моего отца и дядю, и американцы отобрали у них винтовку «Вал».
Я продолжал молчать.
– Потеря оружия считалась поражением, – сказала Лиля. – Но что еще хуже, американцы отдали моего отца и дядю женщинам из афганского племени. В этом не было никакой необходимости. Естественно, их следовало убить, потому что американское присутствие являлось секретом, и его скрывали. Но они могли сами расправиться с моим отцом и дядей, быстро, тихо и без мучений. Однако они решили поступить иначе. Моя мать слышала крики своих родных весь следующий день и до глубокой ночи. Жуткие крики мужа и брата. Это продолжалось шестнадцать или даже восемнадцать часов. Она говорила мне, что различала их по голосам.
Глава 37
Я окинул взглядом окутанную полумраком чайную комнату в «Четырех временах года», поерзал на стуле и сказал:
ebooksa