— Нет, они существуют отдельно от нас, — ответил он. — У них есть собственные копы.
— Но даже и при этом у вас работы по горло, — посочувствовал я. — Представляю себе, что такое тысяча двести жителей и пятьсот квадратных миль.
— Как раз сейчас у нас настоящая запарка, — сказал он, но при этом никак не упомянул Дженис Мэй Чапман, а заговорил о самых свежих делах.
Позавчера поздним вечером кто-то под прикрытием темноты вывел машину на железнодорожную колею. И снова Гарбер оказался не прав. Он ведь говорил, что здесь проходит два состава в день, а Пеллегрино сказал мне, что реально в день проходит всего один состав. Он с гудением и грохотом проносится ровно в полночь, гигантский состав длиной в целую милю, перетаскивающий грузы с севера, из Билокси, на побережье Мексиканского залива. Этот полуночный поезд, врезавшись в стоявшую на рельсах машину, превратил ее в кучу металла, скинул с путей и отшвырнул обломки в лес. Поезд не остановился. По словам очевидца, он даже не сбавил ход. Похоже, что машинист ничего и не заметил. Ведь он обязан остановиться при столкновении с каким-либо объектом, оказавшимся на путях. Железнодорожная полиция оказалась в стороне. По мнению Пеллегрино, этот парень в кабине локомотива, возможно, действительно ничего не заметил. Я тоже склонялся к этой мысли. Тысячи тонн, движущиеся на большой скорости, сталкиваются с одной неподвижной тонной — о чем тут говорить? Пеллегрино, казалось, больше всего поразила бессмысленность этой затеи.
— Я вот тут думаю, — сказал он, — кто мог сделать такое? Кто мог оставить автомобиль на рельсах? И зачем?
— Может, подростки? — предположил я. — Ради забавы?
— Такого раньше не случалось. А подростки всегда живут в городе.
— И в машине никого не было?
— Слава богу, никого. Как я говорил, машина, насколько нам стало известно, была просто оставлена на путях.
— Угнанная машина?
— Пока не выяснили. От нее мало что осталось. Мы думаем, что она, возможно, была голубого цвета. Но она сгорела. А вместе с нею и несколько деревьев.
— И никто не заявлял о пропаже машины?
— Пока нет.
— А какие еще у вас дела? — спросил я.
Услышав этот вопрос, Пеллегрино вдруг сделался молчаливым и ничего не ответил, а я подумал, не слишком ли форсирую события. Но, прокрутив в голове все, что было сказано мною и им до этого, счел свой вопрос вполне резонным. Спросил ради того, чтобы поддержать беседу. Один парень говорит, что у него дел по горло, а рассказывает только о раздолбанной машине, так ведь другой парень вправе спросить о других делах, верно? Особенно если вы едете в сумерках, и отношения у вас вполне компанейские.
Но оказалось, что причиной колебания Пеллегрино была лишь вежливость и старомодное южное гостеприимство, только и всего.
— Понимаете, я не хочу создавать у вас плохое впечатление, — сказал он, — ведь вы же здесь впервые. Но на нас еще висит и убийство женщины.
— Да что вы? — ужаснулся я.
— Два дня назад, — грустно произнес он.
— И как ее убили?