— Вы поймете, насколько я серьезен, — ответил он. — Думаете, Сарлинг не знает, что я за человек? Он сам вам обо мне говорил, не так ли?
Она не ответила. Рейкс опустил руку, взял ее за подбородок, крепко сжал его и повернул к себе:
— Разве нет?
— Да.
— Что ж, тогда давайте начистоту. Я хочу убрать его. Но убрать — это мало. Мне нужны досье и их светокопии. Я хочу увидеть, как они сгорят. Бессмысленно убивать Сарлинга, не завладев ими. — Он улыбнулся. — Вы настолько влюблены в свою золотую клетку?
— Она не так уж плоха. Особенно сейчас, когда он не заходит в нее и не пристает ко мне. Вы ведь шутите, да?
— Что хочу его убить?
— Нет. Что думаете, вроде я… помогу вам, что ли?
— А почему бы вам и впрямь не помочь? Ведь это же очевидно. — Рейкс по-настоящему удивился. Белль поняла это. Ей вдруг стало жутко: она увидела его, такого высокого, твердого, воплощение здоровья и силы, слушала его речи о смерти — нет же, господи, — об убийстве так, будто обсуждался распорядок дня. Получив досье и светокопии, он убьет старика. Раздавит как муху.
— Но это же убийство, — возразила она с тревогой.
— А вы хотите служить ему до самой его смерти? Он и сейчас уже немного не в себе, а может стать еще хуже. В конце концов вы попадете в такую переделку, которая уничтожит вас. А я не потребую от вас многого. Только некоторые сведения.
Он стал готовить себе коктейль. Она не сводила с него глаз. А ведь Рейкс прав. Сарлинг и впрямь изменился за последнее время. «Господи, ты же знаешь, я хочу стать свободной. Но убийство — плата слишком высокая даже за свободу». Они по-разному относились к собственной независимости. Рейксу она была дороже всего, он не заботился, сколько за нее заплатить и что ради нее сделать. Истоки этого крылись в его уме, самоуверенности и твердой убежденности в своих силах. «Зачем, — думала она, — протянула я руку и впервые украла из универмага мешочек с пудрой? Первый бесчестный шаг, а я — в блаженном неведении о том, куда он может завести».
— Что мне придется делать?
— Почти ничего.
Рейкс провел по ее подбородку тыльной стороной ладони. Он нарочно пытался повлиять на нее. Белль это понимала. В глубине души она даже хотела этого… у нее не было ничего, никого… одно лишь страстное, выворачивающее наизнанку желание сдаться кому-нибудь, тому, кто возьмет ее, заслонит собой и успокоит.
— Прежде всего нам надо поверить друг другу, — он подарил ей теплую, отгоняющую страх улыбку. — Отдать себя в руки другого. Разумно?
— Ну… да.
— Значит, вы согласны?
— Я не знаю. Что я еще буду делать… то есть кроме преданности вам.
— Немногое. Это может стать началом вашего освобождения. Не подумайте, — усмехнулся он, — что я заставлю отравить его молоко или всадить ему нож в спину. Ничего подобного и в помине не будет.