Незадолго до отплытия в Сити можно будет точно узнать, сколько золотых слитков повезут на корабле. На старых «Королевах» даже шестнадцатитонный груз золота и серебра не считался необычным. Сейчас на корабле повезут по меньшей мере две тонны золота.
Сбывать слитки будете через Бенсона. Через него же организуйте внешнюю помощь в операции. Но ни в коем случае на корабле не может быть более двух исполнителей.
Обдумайте эти записки и представьте свой план. Интересно узнать, насколько он соответствует моему или даже превосходит его».
Рейкс спрятал проспект в карман и развалился на сиденье, закрыл глаза. В эту минуту в мыслях у него стоял Сарлинг, целый и невредимый. Какого черта старику взбрела эта идея? Неужели он когда-то связался с морем и обжег пальцы, да так сильно, что ему захотелось жестоко отплатить за свой провал? Или это был не более как праздный вызов той головоломке, что пришла ему в голову просто от скуки? Как можно украсть золото с корабля без всякой суеты, только вдвоем — ведь эти двое должны остаться в живых. Это невозможно сделать вдвоем даже физически. Двое не смогут поднять и перенести много золота, не потратив на это долгие часы, да еще на виду у трех тысяч человек. Видимо, ответ проще: раз не смогут сами, значит, заставят других — властно, спокойно, без суеты. Именно это Сарлинг называл шантажом без насилия. Помимо воли загадка заинтриговала Рейкса. Как подчинить себе, принудить и заставить команду корабля или несколько ключевых фигур в ней сделать без возражения то, что нужно? (Не говоря о том, как вывезти золото с корабля, в открытом море. Видимо, здесь и нужна та внешняя помощь, о которой писал Сарлинг.) На судне только одному человеку подчиняются беспрекословно капитану. Корабль в море — это целый мир, но правит им один капитан. Боже мой, Рейкс не мог представить себе капитана, который хладнокровно расстался бы с золотым грузом. Но сделать это ему придется. Что же, черт возьми, придумать, чтобы он не смог поступить по-другому? Этот вопрос мучил Рейкса всю дорогу в Брайтон.
В два часа дня он позвонил в знакомую дверь. Бернерс, в темно-синей рубашке с серебряными пуговицами, в серебристом галстуке и замшевых башмаках, впустил Рейкса к себе.
Глава 11
Бернерс был счастлив. Хотя он старался скрыть это, Рейкс, поговорив с ним час-другой, обо всем догадался. А чувства Рейкса загрубели, стали грузом, который можно взвалить на плечи. Бернерс и Рейкс сошлись на том, что золото придется брать. Так тому и быть. Взять, и с плеч долой. Но Рейкс понимал: если он сам думает об этом лишь как о новом препятствии на пути к желанной свободе, то Бернерс считал его просто новой задачей; больше того, он был совсем не прочь померяться с ней силами. «Итак, — сказал себе Рейкс, — чужая душа — потемки. Бернерс живет в уютном доме, обеспечил себя на всю жизнь. Он должен бы негодовать по поводу того ультиматума, который ему вручили. А он принял его, спокойный и покорный снаружи и сгорающий от нетерпения внутри».
Рейкс встал:
— Вот и все. По-моему, сначала нужно подумать об этом несколько дней каждому поодиночке, а потом встретиться и сравнить наши соображения.
Бернерс кивнул, а потом, не вставая, явно пытаясь задержать Рейкса, спросил:
— Отчего бы не признаться, что вас удивило мое поведение?
— А вам бы этого хотелось?
— Почему нет? Мы снова за работой. И чем глубже поймем друг друга, тем лучше.
— Вы говорите загадками.
— Вовсе нет. Я ничего не скрываю. Почему не посмотреть правде в глаза? Мы с вами провернули несколько очаровательных афер. Рискованных до крайности, но не кощунственных. Неужели вы считаете, что мы занимались ими только ради денег?
— Я — да.
— Так вы говорите самому себе. Но если задуматься, придется признать — как признался я, — здесь есть что-то еще. Какое-то чувство влечет нас прочь от толпы. Мы не такие, как все. И с этим приходится считаться. Вас не мучила совесть после убийства Сарлинга, верно?
— Верно.
— А любого нормального человека она бы просто загрызла. Это подтверждает мои слова. Сарлинг — самая сложная задача, которую мы решили, и у нас ни разу не возникли сомнения насчет правомерности его убийства. Еще меньше мы задумывались об убийстве мисс Виккерс, хотя об этом теперь не может быть и речи. Когда мы встретились, мы уже нашли свой путь, свою линию жизни. А Сарлинг дал нашим мыслям иное направление, и оно обнаружило в нас новые черты. Взгляните на нас теперь — мы убили ради того, чтобы защитить себя и свою свободу от страха. А сейчас? Мы уже смирились с тем, что все оставшиеся дни придется привыкать к жизни в страхе, в зависимости от других. Знаете, почему мы так переменились?
— Потому что у нас нет выбора. Потому что я намерен восстановить положение, которое было до Сарлинга.