— Главному врачу покажем. Ты бы к нему пришла, улыбнулась, применила бы все эти свои дамские штучки, обаяла, охмурила… Он тебе все и выложит, — предложил Петр Яне.
Она таинственно заулыбалась.
— Если ты про Даниила Павловича и мое сексуальное на него воздействие, так это зря… Скорее тебе надо на него воздействовать!
— Не понял!
— Я это всегда очень остро чувствую. Не та у него ориентация!..
— А у меня, значит, та?! Нет уж! Я лучше к Лизе, — открестился Петр.
— Попробуй. Фотография — это пока все, что у нас есть, — протянула фотографию Ивана Георгиевича Яна своему визави.
— Не жди меня вечером, — обреченно вздохнул Петр и спрятал фотографию в карман.
Яна спала очень чутко и тревожно, каким-то особым, отдельным от нее чутьем отмечая все звуки и шорохи вокруг.
— Очень темно и очень поздно! — встрепенулась она от едва слышного поворота ключа в замочной скважине и приподнялась на кровати.
— Тихо! — прохрипел Петр. — Не хотел будить, но вот не получилось. Узнал я…
— А с Лизой что было? — перебила его Яна, протирая глаза.
— Тебе какое дело? Прямо как мать или жена! Главное, что узнал! — возмутился Петр, смещая акцент и отводя глаза.
— Отцу не говори, каким способом добывал информацию, — сказала Яна. — Ругаться будет — куда смотрела?!
— Я-то решил, за мою поруганную честь переживаешь, а ты вон за себя боишься, — усмехнулся Петр. — Воспитательница, однако…
— Знаешь, тебе двадцать пять лет, ты уже большой самостоятельный половозрелый мальчик. Что мне твоя честь? Береги ее сам, как говорится, смолоду… — парировала Цветкова. — Сказал бы уже, что узнал. Не зря же меня разбудил. Или ты все еще под впечатлением?
— От чего? Ты про Лизу? Меня давно это не впечатляет. А расскажу я все в нашем кафе. Сама знаешь почему? — Петр нарочито покрутил головой по сторонам, намекая, наверное, на то, что и стены имеют уши. — Приходи в себя и пошли.
— Давно бы так! Мне мгновенно стало лучше. Сейчас соберусь…
— Здравствуйте! — узнав их, бодро поздоровалась официантка. — Рада, что вы снова выбрали наше заведение!..