Худое тело с’харна, обтянутое кожей, через которую проступали кости, прикрывал рваный балахон, сотканный из свисающих тканей и изученных ветхостью прорех. Казалось, он едва держится на костлявом теле и вот-вот спадёт по частям. То же ощущение возникало от самого с’харна: он неровно стоял на ногах разной длинны и пошатывался при каждом вдохе; его наклонённая под неестественным углом безволосая голова с заострённым верхом и вытянутым затылком скрывалась под рваным капюшоном. Но больше тревожил даже не расовый облик существа, а то, что всё его тело покрывали крошечные язвы, наросты и раны, они громоздились повсюду, въедались в и без того истощённое тело. На это было страшно смотреть.
С’харн поднял голову, не открывая трёх узких вертикальных глаз, и слепо уставился на парящее каменное существо. Кривые рты-трещины изогнулись и издали протяжный вздох боли. Все символы погасли, и на мгновение наступила полная и тишина.
Маленький лоскут грязно-серого балахона взлетел в воздух, словно несомый дуновением ветра, только ветра под куполом не было. Обрывок скользил, невесомо и безвольно, метался в воздухе, всё ближе к Геометрису.
Грянул рокот, детали каменного существа перестроились в боевую формацию, круги пришли в движение, смещая пространство вокруг. Резкие расслоения стремительно простёрлись в сторону с’харна, одно из них прошло по лоскуту и рассекло его в клочья. Изломы пространства страшно падали с трёх сторон, сходясь в точке удара, где стоял с’харн — ещё мгновение, и измождённое тело разорвёт на…
Удар не достиг цели. Изломы остановились, не дотянувшись едва-едва, потому что узкая ладонь с’харна отнялась от впалой груди и протянулась к Геометрису. Три скрюченных пальца замерли, подрагивая, и Сила, ощутимая даже за пределами арены, пронизала всё вокруг. Кинетическая хватка сжала все камни и круги Геометриса, не позволяя им сдвинуться ни на миллиметр, чтобы довести раскол пространства до конца.
Конгломерат элементов и фигур заходил ходуном, пытаясь перестроиться; три круга яростно закрутились, стараясь прервать кинетическую блокаду. С’харн слабо, придушенно выдохнул: даже малейший жест причинял ему боль, и череп, обтянутый кожей, исказился в муке.
— Ш-ш-ш-ш, — тихо выдохнул он с ненавистью. И сжал руку.
Внешнее кольцо Геометриса лопнуло, каменные осколки разлетелись в сторону, они ударялись о купол арены и отскакивали, падая внутри.
— Ш-ш-ш-ш, — вторая рука начала сползать с плеча, разматываться вокруг тела с’харна с сомнамбулической медленностью. Геометрис рвался, лихорадочно меняя конфигурации фигур, но невидимая сила держала его неодолимой хваткой. Странно сложилась судьба: смертоносный и практически неуязвимый, синхронизатор пространства встретил идеального врага, против которого был также бессилен, как тот против его ударов.
Оба застыли в одном шаге от поражения: любой удар Геометриса уничтожал тщедушное тело с’харна, но чудовищная кинетическая мощь разрушала блочное каменное тело, медленно сокрушая элементы друг о друга.
Никто из присутствующих не знал, что в своём мире Геометрис был лучшим из лучших, сильнейшим и точнейшим из всех. Он синхронизировал зарождающуюся сверхновую, предотвратил её коллапс и спас десятки обитаемых миров от немедленных и отдалённых последствий. Он восстановил утраченный архитектурный комплекс кочевников, разрушенный эрозией песчаных бурь, по пылинке собрал его воедино. Перед началом Игр он плыл на орбите нейтронной звезды, приближаясь к гнезду шеарков, начавших захват системы Верай, и готовился уничтожить гнездо. Но услышал вселенский зов Древних, и не смог остаться в стороне. «Я вернусь и закончу начатое» пророкотал высший синхронизатор, покидая Верай.
Но ему было не суждено вернуться.
Геометрис взорвался, распавшись на элементы, его кольца разошлись сегментами, широко-широко, будто изумлённая скала сделала сильнейший вдох — и этот неожиданный для с’харна взрыв позволил вырвать часть элементов из мертвенной хватки. Фигуры тут же слетелись обратно, выстраиваясь в новый порядок, и два оставшихся кольца крутанулись крест-накрест, вспарывая пространство.
С’харн дрогнул, воздух вокруг его фигуры взломался, превращаясь в жернова смертоносных изломов, он пошатнулся на трёх неравных ногах, отступая на шаг назад, чтобы спасти торс — и тонкий пласт прошёл сверху вниз, как прозрачное лезвие, срезав часть поднимавшейся средней ладони.
Половинки пальцев с’харна попадали вниз, из обрубков сочилась чёрная кровь вместе с гноем, но это никак не помешало. С’харн даже не дрогнул, удар и боль были ничтожны по сравнению с непрерывной мукой, в которой жил каждый из его рода. Первая рука плавно повернулась, скрюченные пальцы распрямились и сжались заново, хватая все фигуры Геометриса и не позволяя им сдвинуться ни на микрон. Пласты пространства застыли, причудливо раскиданные, рвущиеся к телу с’харна, но так и не достигшие его.
Обрубленная ладонь продолжала тянуться вперёд, и вместе с ней начала подниматься в воздух сама худая фигура. Обрывки облачения трепетали, сила переполняла всё вокруг, от разлитой в воздухе мощи было трудно дышать, все движения сделались медленными и тяжёлыми. Рты с’харна исказила ненависть, его глаза стали приоткрываться, в узких прорезях показались сверкающие белки, а изогнутые щели издали придушенный стон:
— Х-х-х-х-х…
Колоссальный удар, второй круг Геометриса лопнул, часть фигур его тела раскрошило в труху, а третий, внутренний круг треснул и надломился. Все сломы пространства разом выровнялись с задушенным всхлипом, ветер взбеленился под куполом арены, но тут же стих. Синхронизатор медленно и грузно опал вниз, фигуры раскатились в стороны, и только центральная часть, выщербленная и искалеченная, словно мусорная каменная куча, неровно подрагивала, выдавая, что он ещё жив.
— Боже, — против воли выдохнул Одиссей и покачал головой.
С’харн опустился следом, его глаза так и не открылись, а третья, самая длинная рука осталась обёрнутой вокруг тела. Не таким уж сильным противником оказался этот искажатель пространств.