Кажется, этот факт вызывал у архаи радость.
— Да уж… Спасибо, что нарисовали последнюю часть картины в виде Башни.
— Тебе нравится?
— Самая красивая метафора.
— Не хуже Вавилонской? — кажется, в голосе была улыбка.
— В отличие от Вавилонской, она завершена.
— Да, — тепло согласился Древний. — Сайны воплотили свой замысел, самый грандиозный из всех.
— Они решили пойти вашим путём? Но вместо пяти рас смогли засеять галактику тысячами и синхронизировать их развитие, чтобы мы все выбрались в космос примерно в одну эпоху?
— Да. Невероятно, правда?
— Невероятно.
Одиссей пытался, но не мог даже представить всей громады деяния, которое сайны сумели свершить.
— Но это уже конец истории, — мягко посетовал Древний. — А начало?
— Вы расскажете?
— Мы уже рассказали. Но важнее не то, что сказано, а то, как услышано. Что услышал ты?
У архаи не было глаз, но кажется он видел Одиссея целиком, подобно книге, и с интересом вглядывался в страницы.
— О, я люблю собирать истории из осколков, — улыбнулся детектив.
— Тогда поведай самую главную.
Человек помолчал, собираясь с мыслями.
— Давным-давно появилась вселенная, но она была пуста. А пока в мире нет того, кто его осознаёт — считай, нет и мира. К счастью, в основе вселенной лежит парадокс простоты и сложности. Всё мироздание целиком — вырождается, упрощается и тратится безвозвратно, в конечном итоге оно станет однородной тёмной массой. Но именно за счёт этой траты неизбежно усложняются отдельные сущности. Из пыли возникает звезда, из малого числа элементов — большое, из элементов структуры, сложные самоподдерживающиеся системы, из них жизнь, из жизни разум, а из разума — цивилизация. И так далее. Вселенная отдаёт и тратит себя, чтобы мы могли появиться и расти.
— Иксарцы называли мир Жертвенным Родителем, — поклонился всем телом Древний, похоже, это означало кивок.