Колдун Российской империи

22
18
20
22
24
26
28
30

– Дачи? Это какие дачи?

– Ну такие. Для городских. Чтобы приезжали отдыхать. Сами же знаете, какие у нас тут места. Озера, воздух, лес. И от города совсем недалеко. Ну вот, строил он дачи. А арендаторам это, само собой, не нравилось.

– Выходит, – начал понимать Аверин, – он землю у местных помещиков скупал под дачи?

– Ну да, – обрадовался Сурков. – Да там и земля-то бросовая, одна капуста да морковка на ней растет. Но арендаторы очень злились. Веками, говорят, наши предки тут жили. Они свои овощи и мясо на рынки в город возили. А теперь им надо съезжать и другое место искать. А что искать? Вон до самой Ладоги места-то сколько? Хотя, конечно, по-человечески я их понимаю, да. Но бунтовать?

– А что, бунтовали?

– Ну а как же? Я о чем толкую. Выходили с транспарантами, копали канавы, чтобы техника строительная не проехала. Экскаватор перевернули.

– Ну, одно дело, экскаватор перевернуть, а другое – зверское убийство, вы не находите?

– А вы дослушайте, ваше сиятельство, – улыбнулся Сурков. – Недели три назад это было. Приехали дом Устюговых сносить. А их там пятнадцать человек, мал мала меньше. И они засели в этом доме, мол, сносите с нами. Ну рабочие поковырялись да уехали. А ночью дом полыхнул. Нет, я не утверждаю, что поджога не было, но где доказательства? Нету их, – Сурков хлопнул ладонью по столу. – В чем были они, в том и выскочили. А через два дня погорельцы и еще всякие недовольные возле Колтушского озера шоссе перекрыли. Требовали найти и наказать виновных и стройку прекратить. Встали цепочкой из живых людей и стояли с утра. И пока нам доложили, пока мы доехали… В общем, из-за поворота паренек выезжал, молодой совсем. Машина хорошая, «Ладога», как у вас, но постарше. Ну и не заметил их. Любку Устюгову на месте убило, еще двоих, детей ее разбросало и покалечило. В больнице они сейчас. В благотворительной, князей Всеволожских. Парнишка как увидел, что натворил, так убивался, так убивался, бедный. Все деньги им совал. Да только Петр не взял у него ничего. Он вообще стоял на коленях на обочине и выл до вечера, как зверь. Потом сыновья его увели.

Сурков печально вздохнул.

– Ну вот теперь скажите, Гермес Аркадьевич, кто еще мог Дубкова порешить, а?

Определенная логика в словах пристава присутствовала. Но Аверин давно привык, что не все, что крякает, – утка. Взять, к примеру, Синицына. И в этом деле обязательно нужно разобраться. Если Петр Устюгов виновен, то участи его Аверин не завидовал.

– Вы поаккуратнее с обвинениями, – на всякий случай предупредил он. – Это особо тяжкое. Сами знаете, чем такое карается. А если сожравший Устюгова див, заполучив память, укажет на его невиновность? Вы же по этапу и пойдете.

– Да некому больше, – махнул рукой Сурков. – Да я и не дурак. Не бьем его, кормим хорошо. Жду, пока совесть заест. Священник к нему утром вот приходил. Он же не бандит, Устюгов-то. Разум от горя помрачился просто.

– Значит, он у вас под арестом. Могу я с ним поговорить?

– Да, конечно, ваше сиятельство. Авериных здесь любят и уважают. Может, он вам покается.

– Тогда приведите его сюда. И вот еще что. Чем Устюгов вдову в качестве убийцы не устраивает? Она кого-то другого подозревает?

– Да, другого, вы не поверите кого.

– Хм. И кого же?

– Сатану. Она утверждает, что ее мужа убил Сатана.

Петра привели быстро. Он зашел в приемную и уставился в пол.