Колдун Российской империи

22
18
20
22
24
26
28
30

– Да, похоже на то. Вдова Дубкова видела кого-то с крыльями. Вероятно, это и был див, который принес тело к ее дому. И он же убил колдуна из Управления. Но, скорее всего, это не тот же див, который стрелял в меня.

– Почему вы так решили?

– Почерк. Тут уже начинает прослеживаться некая тенденция. Выстрел из карабина Синицына – это заказное умышленное убийство, вернее – его попытка. Причем план был в том, чтобы скрыть участие в убийстве дива. А тут совершенно неприкрытая демонстрация с выставлением трупов на всеобщее обозрение.

– Думаю, вы правы. Мне бы еще раз с племянником вашим поговорить. Надо же, вы ему уже такие серьезные поручения даете. Может, Кузьма еще что-то вспомнит о ребятах, что приходили к Устюговым. И да. Лоскут с куста. Надо бы его в экспертизу.

– Я его и фото с места отдал Семенычу. Он знает, кому лучше всего это добро пристроить. Звоните Суркову, надо объединять дела и выпускать Устюгова.

– Да, позвоню, как только вернусь в участок. А что же вы не едите?

Аверин посмотрел на свою тарелку с нетронутыми котлетами. Есть не хотелось. Он поднял на Виктора взгляд и некоторое время смотрел ему в глаза.

– Виктор, – наконец решился он, – мне нужно с вами поговорить. Я должен вам сознаться в одном деле.

– М-м? – Виктор наклонился к нему. – И в каком же?

– Прошу прощения, господа, – прервал их разговор подошедший к столику официант, – господина участкового пристава Смирнова просят к телефону. Говорят, что дело совершенно срочное.

– А, что за черт, – Виктор встал, вытер салфеткой руки и пошел за официантом.

Вернулся он через минуту. Точнее, не вернулся, а отчаянно замахал руками из коридора, подзывая Аверина.

– Еще одно нападение! – выдохнул он, когда Аверин подошел.

– Проклятье! На кого напали?

– На Фетисова. Но он жив, не волнуйтесь. Это в двух шагах отсюда, на Кронверкском.

– Поехали, – Аверин рванул на улицу.

На место он подъехал раньше Виктора и порадовался, что рядом парк и зевак совсем немного. И тех уже разгоняли быстро прибывшие патрульные.

Потому что посмотреть было на что. На площадке между скамейками прямо на брусчатке сидел Фетисов. Перед ним лежал разорванный пополам муравьед. Он хрипел, а задние лапы его все еще подергивались. Фетисов гладил обе половины несчастного дива и, громко всхлипывая, пытался читать заклинание усыпления. В нескольких метрах от него, опираясь о землю коленом, стоял Владимир. Одежда на нем была разорвана, свисающие со спины лохмотья рубашки настолько пропитались кровью, что невозможно было определить ее изначальный цвет. Одной рукой он зажимал глазницу, пытаясь удержать в ней вырванный глаз, между его пальцами сочилась кровь. Левая нога была вывернута под невероятным углом, и из нее торчала кость. Невдалеке маячил Мончинский. Вид у молодого колдуна был донельзя растерянный и испуганный.

Аверин кивнул подъехавшему Виктору, и тот начал раздавать инструкции патрульным – допускать сюда журналистов было нельзя.

А Аверин шагнул к Мончинскому: