Все-таки Кайсы многому его научил. Самообладанию так уж точно. Игнат не сломал ни рукоять, ни пальцы, эту рукоять сжимающие. А хотелось, очень хотелось.
– Игнат мой помощник. – Август встал между Сиротиным и Игнатом. – Он очень хороший работник, так что я попросил бы вас…
Сиротин вдруг расхохотался, запрокинул лицо к хмурому небу.
– Говорили мне, что вы с великими странностями, мастер Берг. Не соврали. Сам вижу, со странностями. Нравится вам убогих опекать, дело ваше, но имейте в виду, с вашего калеки я спрошу как со здорового. Здесь вам не богадельня.
– Пожалуюсь, – прошипел Август. – Сергею Демидовичу пожалуюсь на ваше самоуправство.
– А и жалуйтесь! Вас мне трогать не велено. К гениям, хоть и блаженным, следует относиться с пиететом, а вот все остальные на этом острове переходят под мою власть и меня одного должны слушаться.
– А если ослушаются? – Август сжал кулаки и вздернул подбородок, чтобы казаться выше.
– А если ослушаются, – Сиротин многозначительно оглянулся на свою свору, – я знаю, как их вразумить. Но давайте не будем о печальном, я здесь не за тем. Соберите-ка мне всех, кто есть на острове, да побыстрее!
И Август не посмел перечить, только покраснел еще сильнее.
– Спокойнее, мастер Берг, – сказал Игнат едва слышно. – Не надо его злить. Пока…
Они собрались у колодца, все четырнадцать человек, считая охранников. На чужаков они смотрели сторожко и неприветливо, и только Тайбека происходящее, кажется, нисколько не волновало. Разве только на сиротинский хлыст он поглядывал с интересом. А разговор получился короткий. Да и не разговор это был вовсе: говорил только Сиротин, остальные молча слушали.
Предчувствие Игната не подвело. Появление этого человека, которого псы промеж себя звали Сироткой, не принесло здешним обитателям ничего хорошего. Сиротка был недоволен всем, что видел: и работой, и работниками. Его недовольство выражал мелко подрагивающий, как гадючий хвост, кончик хлыста.
– …И чтобы никакого мне безделья! Ишь, что удумали, на три дня работу бросать! Не за то вам деньги платят.
– Так полнолуние же, барин! – подал голос один из мужиков, то ли самый смелый, то ли самый безумный.
– И что с того? – Глаза Сиротки сузились, а хлыст он переложил из одной руки в другую. Игнат подозревал, что обеими руками приказчик владеет с одинаковой ловкостью. – С каких это пор полнолуние стало препятствием в строительном деле?
– В другом месте, может, оно и не препятствие, вот только на Стражевом Камне все по-другому. – Манипуляций с хлыстом строитель не заметил или не придал значения.
– Здесь все будет по-моему. – Засвистел рассекаемый хлыстом воздух, и картуз строителя слетел на землю. Вместе с клоком волос.
– Мне еще надобно повторять? – спросил Сиротка ласково. – Пока Сергея Демидовича нет, я ваш единственный хозяин и меня одного вы будете слушаться. А кому такой расклад не по сердцу, того я не держу. Скатертью дорога.
Вот только было в его голосе что-то такое, от чего сразу становилось ясно – тот, кто надумает уйти, пожалеет.
Так оно и вышло. Сбежать решили двое из тех, кто на острове работал больше года и о полнолунии знал не понаслышке. Уйти им дали, только недалеко. Обезображенные их тела нашли в лесу, поблизости от Чернокаменска. Разбираться не стали, привычно списали на диких зверей. Но город после появления в нем Сиротки с его бандой словно затаился. Ушло с улиц веселье, голоса стали глуше. Про Сиротку рассказывали много, и по большей части рассказы эти были страшные. О том, что он лют и опасен, знал весь Урал. Но был он еще и хитер, ошибок не допускал, следов не оставлял, как и живых свидетелей. А слухи – это всего лишь слухи. Злотников нашел себе достойного помощника.