…Демьяну тоже что-то не нравилось, он стоял над телом мертвого Мефодия, хмурился, а потом спросил, обращаясь к Кеше:
– Иннокентий Иванович, из оружия при нем был только наган?
Прежде чем ответить, Кеша замешкался, нездоровая бледность его сменилась такой же нездоровой краснотой.
– Ружье еще было, – заговорил он наконец. – Я его уже потом нашел, когда… – Он замолчал. – Лежало вот тут, на конторке.
– И где ружье?
– Я подумал… – краснота приняла бурачный оттенок, – я подумал, что ему больше не нужно, а мне пригодится. У меня ж из оружия только волкобой…
– Волкобой? – Кузьма удивленно приподнял одну бровь.
– Кистень, – пояснил Демьян, не переставая разглядывать Мефодия.
– А с ружьем мне оказалось бы спокойнее, – закончил Кеша уже почти шепотом.
– Давай сюда! – велел Демьян и отошел наконец от тела.
– Вот оно. – Из-за стеллажа, того самого, простреленного, Кеша достал охотничье ружье, аккуратно положил на конторку.
А ружье оказалось знатное, дальнобойное. За такое любой охотник бы левую руку отдал, не задумываясь. Кузьма бы точно отдал. И зачем бандюку Мефодию такая игрушка?
– В Лизу стреляли, – сообщил Демьян, почти ласково оглаживая приклад. – Стреляли с такого расстояния, что я стрелка даже не рассмотрел. Как думаешь, дядька Кузьма, из этой игрушки такое возможно?
– Запросто. – Кузьма даже думать не стал. – Если стрелок хороший, то вообще никаких проблем. Думаешь, это он стрелял?
– Предполагаю. Я только понять пока не могу, почему Мефодию было так важно ее убить?
– Ну, сейчас его об этом уже не спросишь.
– А если спросить Аделаиду?
– Будет все отрицать. – Кузьма мотнул головой. – Эту голыми руками не возьмешь. На нее у нас ничего нет. Скажет, знать не знала, ведать не ведала, что помощничек творил.
Демьян, кажется, даже не услышал Кузьму, думал о чем-то своем, в задумчивости скреб заросший щетиной подбородок.
– А со мной что будет, Демьян Петрович? – снова подал голос Кеша.