– Уже вырос, Илья Лаврентьевич! – усмехнулся Алексей и сказал уже тише, обращаясь только к Галке: – Ну, держись тут, птичка-невеличка.
– Почему птичка? – спросила она и помимо воли коснулась шеи, на которой когда-то висел медальон в виде ласточки.
– Потому что галка. – И он этаким небрежным жестом поправил Галкин пуховый платок. Словно она была маленькой девочкой, которая нуждалась в такой глупой заботе. Прощаться с ним она не стала, сунула руки в карманы пальто и направилась навстречу своей судьбе. Так уж вышло, что сейчас судьба выглядела, как провинциальный доктор. Тогда Галка еще не знала, что дни, проведенные в больнице, станут едва ли не единственными спокойными днями в ее новой жизни…
Над чаном с кипящим постельным бельем поднимался густой пар. Из-за пара этого на стеклах больничной столовой оседали капли, стекали на растрескавшийся подоконник тонкими струйками.
– Галка, открой-ка фортку! – велела баба Рая, работающая при больнице санитаркой. – Дышать нечем!
Рама разбухла и не поддавалась, пришлось толкать изо всей силы. Наконец в комнату ворвался свежий, морозный воздух.
– А сама от окошка отойди. Еще заболеешь, не дай бог!
Ей бы и в самом деле заболеть, хоть как-то отсрочить неизбежное. А неизбежное с каждым днем становилось все ближе и ближе. Детский дом. Не самое плохое решение, как сказал доктор Палий. Вот только при этом он так же, как Демьян Петрович, старался не смотреть ей в глаза.
В помощь бабе Рае Галка напросилась сама. Чтобы не сидеть в четырех стенах, не пялиться на мир в узкое, заиндевевшее окошко. Работа была незамысловатая, но грязная. Прибраться в палатах, перемыть посуду или вот, как сейчас, прокипятить и развесить белье. Галка бралась за все, что помогало ей забыться, отвлечься от нелегких мыслей.
В больнице ее никто не навещал: ни дядька Кузьма, ни Демьян Петрович, ни Алексей. И в какой-то момент Галка начала надеяться, что про нее просто забудут, оставят все как есть, что не будет никакого детского дома ни на каком острове.
Не забыли. Из распахнутой двери потянуло сквозняком, и в комнату, на ходу сдергивая с головы шапку-ушанку, шагнул Демьян Петрович.
– Доброго всем утречка! – поздоровался так, словно расстались они с Галкой только вчера.
– Доброго, если не шутите, товарищ милиционер. – Баба Рая глянула на него из-под низко надвинутого на лоб платка, велела: – Двери только прикройте, не выстуживайте.
Он послушно закрыл дверь, зачем-то ударил об колено свою шапку, а потом сказал:
– Вижу, помощница у тебя появилась, баба Рая. Хорошая хоть помощница? – На Галку он так и не посмотрел.
– Обыкновенная. – Баба Рая вытерла красные, в цыпках, руки о передник. – Старательная. А чего вы спрашиваете, товарищ милиционер? Может, хотите ее при больнице оставить? Так я вам вот что скажу, мне помощь не помешает. Работы тут всем хватит. Илья Лаврентьевич – доктор, конечно, хороший, да только в хозяйственных вопросах – сущее дите. Вот у нас давеча уголь закончился. А я ему еще две недели назад говорила, что надо выписать. Он в ответ только покивал, а что у него там в голове, одному богу ведомо. Пришлось самой…
Баба Рая ворчала, а Галка не смела вдохнуть полной грудью. Вдруг да и получится уговорить Демьяна Петровича.
– Про трудности твои, баба Рая, я все понимаю. – Он слушал очень внимательно, а потом разрушил все Галкины надежды: – Но помочь ничем не могу. Нашли мы ей местечко. И довольствие будет, и крыша над головой. Все честь по чести.
– Это где же честь по чести? – Баба Рая уперла кулаки в тощие бока, вид у нее сделался воинственный. – На острове? Так не мне тебе рассказывать, какое это гиблое место. Там и взрослый-то не всякий приживется, а то дите неразумное.
Галка дитем себя не считала, тем более неразумным, но предпочла промолчать, не вмешиваться, прислушиваться к тому, о чем говорит баба Рая. О том, что детский дом расположен на острове посреди озера, она уже знала, не знала она о том, что место это отчего-то считается гиблым. Отчего же?