Королевская кровь-11. Чужие боги

22
18
20
22
24
26
28
30

— «Нет-нет, — пробормотал Люк про себя, — Дьерштелохту умирать сейчас никак нельзя, мне слишком любопытно».

Он развернулся к раньярам и под звук вновь застрекотавших автоматов запустил в стаю несколько смерчей.

Заревели три вихря, опускаясь на землю у рудника, и Люк досадливо выругался от очередной своей промашки: каменная пыль, уже осевшая, взметнулась ввысь и потекла к воронкам, запорошив и людей, и его самого. И иномиряне, и форштадтцы застыли, куда больше испугавшись вдруг проявившегося чудовища, чем смерчей, которые поглощали стрекоз, сталкивая их и ломая крылья.

Несколько недобитых охонгов, одуревших от запаха крови, с верещанием кружили по руднику, отхватывая куски плоти у трупов. Выглядело это тошнотворно. Люк, мельком взглянув на свои припудренные лапы, вздохнул: уж раскрылся так раскрылся, мало было ниоткуда взявшихся смерчей, о которых бы и так доложили Ренх-сату, — и с шипением, в несколько бросков растерзал инсектоидов.

Иномиряне с криками ужаса разбегались от него в стороны, снова заговорили автоматы очнувшихся форштадтцев. Кто-то прокричал: «Не заденьте тварь с крыльями, это же змей Дармоншир, это свой!», — и Люк заклекотал от смеха, чуть не подавившись последним из чудищ.

Когда с врагами было покончено, герцог сменил ипостась и спланировал на каменную крошку рядом с Дьерштелохтом. Тела обыскивали, собирая оружие и боеприпасы и унося их в узкий проход. Кровь на белых камнях от жары успела свернуться почти до черноты.

Барон покосился на Люка, затем на причесанные вихрями холмы, где, как прихлопнутые мухи, были разбросаны дохлые раньяры.

— Я думал, врут про змея, — сказал он вместо приветствия. Лицо его поблизости казалось страшным от шрамов. Будто его резали наживую.

— Почему? — чуть гнусаво полюбопытствовал герцог: в ноздрях от пыли свербело просто невыносимо.

— Потому что, когда я вам пересчитывал ребра в борделе, вы не обернулись, чтобы спастись, — буркнул Дьерштелохт.

— Да вы гений коммуникации, барон, — похвалил его Люк, потирая нос, — сразу зашли с общих приятных воспоминаний.

Бывший командир форштадтской гвардии вздернул тяжелый подбородок. На Люка он не смотрел.

— Я не горжусь тем, что делал, герцог, — ответил он наконец. — Я совершил немало ошибок, пусть даже часть из них была не по моей вине. Но прямо скажу: хорошо, что я тогда вас не убил.

— Безусловно, — с иронией согласился Люк. — Но забудем, барон, сейчас мы на одной стороне. — Глаза слезились от пыли и солнца, и он поморгал, глядя, как солдаты кирками и ножами сковыривают куски хитина с раздавленных охонгов, грузят на тачки и увозят в проход. И, конечно, не удержался от вопроса: — Зачем вам эта дрянь?

— Мы первое время после боев сжигали и инсектоидов, — проговорил барон Альфред, — пока не узнали, что из них нежить не восстает. Но тогда и выяснили, что их хитин плавится при высокой температуре. По идее он должен сгорать, как любая органика, но нет: cначала раскаляется, трескается почти в пыль, а затем плавится, и из него можно лить что угодно. Когда остывает, остается таким же прочным. Вот у нас в кузнях и льют утварь, пластины для бронежилетов…

Их разговор прервал боец с огнеметом.

— Командир, падаль сжечь успеем? — Он ткнул ботинком одно из тел. — Нам бы здесь нежити не нужно! Или оставим их насекомым?

Дьерштелохт глянул в сторону столицы, поднес к глазам небольшой бинокль.

— Оставьте, — приказал он, — уже опять летят. Все вниз! — И пока бойцы один за другим исчезали в проходе, повернулся к Люку и объяснил: — Иномиряне боятся нежити не меньше, чем мы, поэтому скармливают трупы своим тварям. А нам важно не показывать наши выходы.

— Я так понимаю, оборона Форштадта — ваша заслуга, — пробормотал Люк с уважением. — Жажду узнать, какими судьбами вы здесь.