— Он никуда не уйдет, — вибрирующе и низко проговорила Катерина, поднимаясь. Маленький дух скатился по ее коленям, недовольно махнул клочковатыми крыльями, поднимаясь в темное небо. — Вы меня услышали?
Сомнарисы шипяще ругались между собой на своем языке. Старый серебристый дух чуть ли подзатыльники окружающим не раздавал.
Александр встал, приобняв Катерину за талию. Глаза ее едва заметно мерцали зеленым, и она уткнулась ему в плечо, тяжело вздохнув.
— Не сердись на них, — сказал он примирительно. — Ты же тоже это видишь. А они не со зла. Просто привязались к тебе. Да и, можно сказать, на всей Туре сейчас тень смерти.
— Не с-с-со зла, — заискивающе прошелестел тот самый, говорливый. На него снова зашипели со всех сторон.
— Уходите, — велела Катя тихо, не поднимая головы. — Не хочу вас сегодня больше видеть.
Сомнарисы бесшумно вспорхнули стаей голубей, распространяя вокруг себя холод, и скрылись в небе. Трава вокруг скамьи была обледенелой и торчала иглами.
— Я вижу, — Катерина печально поцеловала Александра в губы, — но тень смерти — это не смерть. Это карта ребром, Саша, которая неизвестно как упадет. Это может быть твоя смерть или кого-то из близких. Она рядом, но она не обязательно случится. Я верю, что нет — я закляла тебя на удачу.
— Тогда почему ты рассердилась? — он обнял ее крепче, но она отстранилась и серьезно взглянула темными глазами, в которых почти потухло свечение.
— Потому что ожидание смерти приближает смерть, Саша.
Катя, согретая тепловым куполом, уставшая за день, уснула у него на плече через полчаса. Он сидел, придерживая ее, смотрел на темный сад, на виновато выглядывающих из-за деревьев сомнарисов, на луну, скачущую меж остатков дождевых облаков, и ему было спокойно.
Вики, Макс, Мартин, университет, Рудлог да и весь мир спокойно смогут прожить без него. А Кате он нужен. Когда-нибудь она окрепнет, срастит тот стержень, который и сейчас чувствуется в ней, поломанной, пережившей то, за что он с удовольствием скормил бы ее мужа нежити.
Но сейчас он ей нужен. И если ожидание смерти приближает смерть, то наличие тех, кто от тебя зависит, заставляет делать все, чтобы выжить.
Когда неподалеку от скамьи появился Алмаз Григорьевич, что-то недовольно пробурчав в тающее Зеркало и тут же поскользнувшись на обледенелой траве, Свидерский приложил палец к губам. Старов скептически хмыкнул, но величественно махнул рукой — неси, мол, — и без слов прошествовал к скамье, чтобы налить себе чаю и взять пряник.
Александр прикоснулся ко лбу Катерины, укрепляя сон, чтобы не проснулась, поднял ее на руки и понес к дому. Перед ним неслышно раскрывались двери, полы не скрипели — Свидерский ступал на крошечные упругие вихри. Это заклинание очень спасало при охоте на чуткую нежить.
Дорофея Ивановна сидела на кровати рядом с младшей девочкой, что-то тихо, тонко напевая ей и поглаживая по голове. И так этот старый дом, пропахший деревом и хлебом, и кровать, и тонкая эта песня напомнили Александру детство и мать, что он замер на пороге.
Дорофея была его ровесницей и помнила песни, которые пели им-детям в старом Рудлоге.
— Просыпалась, — объяснила хозяйка, заботливо поправляя одеяло и вставая. — Но все хорошо.
Она ушла, а Алекс положил Катерину на кровать — она тут же подвинулась к детям, закинула руку поверх головок, словно оберегая, защищая их от удара.
Он выживет, чтобы никто никогда больше не посмел их ударить.