Данзан Оюнович пробился полночи и со злостью плюнул, только когда в соседней комнате раздались шаги. Он дождется второго шанса. А пока поищет амулеты.
Король Бермонта и не подозревал, что его рассматривают в качестве одной из целей. Без десяти полночь он позвонил жене — и Полина ему ответила. Ответила, потому что сегодня он вколол последнюю иглу.
Наконец-то. Наконец-то жизнь Поли не зависит от того, убьют его в бою или нет. И он больше не подведет ее.
— Знаешь, как начинаешь ценить время, когда у тебя его мало? — сказала Пол с нежностью. — Я за шесть часов бодрствования научилась делать столько всего, что двенадцать мне теперь кажутся роскошью. А если учесть, что я выспалась, похоже, на всю жизнь… — и тут она явственно зевнула и засмеялась. — Вот доколят остальные иглы, будут работать и ночью. Скорее бы!
— Недолго осталось, Поля. Мой адъютант периодически связывается со Стрелковским. Его срок — двадцать восьмое апреля, — сказал Демьян.
— Знаю, — вновь зевнула Полина. — А Тайкахе не найти, да?
— Они с всеми шаманами совершают Большое камлание, Поля, — покачал головой Бермонт. — Это многодневный обряд. Чужому нельзя входить на священную землю.
— Даже тебе? — засмеялась она.
— Мне можно, — согласился Демьян, — но помимо прав, есть еще и уважение. У Тайкахе было больше всего игл, я подсчитывал, что кончатся они чуть раньше середины мая.
— Пусть так и будет, — очень сонно сказала Поля. — Пусть. И чтобы война уже кончилась. И чтобы ты был рядом.
— И чтобы боги тебя услышали, — тихо добавил Демьян, но с той стороны в трубке уже была тишина.
Часть 1. Глава 10
Ночь с 25 на 26 апреля, Александр Свидерский
Ситникова в эту ночь уложили в отдельных покоях, которые были предназначены для высоких гостей и располагались недалеко от часовни и смежной с ней медицинской палаты. Вход в часовню большую часть суток был свободным: немногочисленные посетители видели широкие — почти во всю стену — запертые двери, украшенные знаками Триединого и ведущие в соседнюю комнату, но о том, что находится в ней, знали только избранные.
На время чтения молитв для гармонизации темных эманаций отец Олег закрывал двери, ведущие в коридор, открывал двери часовни и проводил все нужные обряды. Провел и этим вечером: да, на храмовой земле срывов темных не наблюдалось никогда, но перед ментальным воздействием с нынешним стихийным хаосом стоило перестраховаться.
Когда Свидерский и Старов спустились в бункер в сопровождении майора Вершинина, в спальне, в которой разместили Матвея, их уже ждал отец Олег. Служитель отвечал за стабилизацию фона и мог помочь, если что-то пойдет неладно. На резном столике у расшитой золотом софы стояли несколько кувшинов с молоком. Горели витые ночники, оставляя углы покоев в темноте, а сам студент крепко спал на широченной королевской кровати, раскинув руки и повернувшись на живот.
— Я его слегка убаюкал, — поведал молодой священник, не понижая голос. — Молитва никак не повлияет на вашу работу: она используется для погружения в сон болеющих и не нарушает ментальные ритмы. Можно спокойно говорить, от шума он не проснется.
— Ну-ка, ну-ка, посмотрим, что вы там набаюкали, давно хотел понять, как работает… — Алмаз Григорьевич, шустро подобравшись к Ситникову, потянулся к его вискам. Но, увы, из-за ширины кровати добраться до цели можно было только улегшись рядом. Александр, в очередной раз поражаясь, как возраст не иссушил старому учителю страсть к познанию, закрыл дверь на ключ и услышал, как снаружи заступили на охрану гвардейцы, поставленные Вершининым.
— Нет, так не пойдет, — проворчал Алмаз, вставая и поведя ладонью по кругу. Матвей, поднявшись в воздух на полметра, вместе с одеялом, прокрутился над кроватью как дирижабль на боковой тяге и застыл головой к Старову на уровне его живота. Руки и ноги студента оставались раскинутыми, а лицо — повернутым вбок, будто он по-прежнему спал на подушке.
— Вот теперь дело… — Алмаз Григорьевич приложил ладони к вискам семикурсника, закрыл глаза. — Ментальный фон ровный, сильный. Сны снятся, но я их не вижу, даже обрывки, даже если… — он помолчал, — продавливаю как при ментальном взломе.