«Коноэ и Кидо… не льстили военным, но заключили союз с ними. Военные использовали их как подсадную утку, чтобы заманить людей в ловушку…Слабым местом Кидо было, что он не привлекал умных людей для обсуждения важных вопросов. Он был не из тех, кто по зрелом размышлении начинает быстро действовать. Он постоянно вмешивался в работу правительства, особенно в подбор кадров для администрации, что отличало его от предыдущих лордов-хранителей печати. Он поистине изолировал императора от народа. Ему не удалось сохранить конфиденциальность при формировании кабинета Тодзё… Кидо превратился в единственного советника императора. Ему следовало бы обеспечить беспрепятственный доступ к императору выдающимся государственным деятелям. Даже братьям императора редко предоставлялась возможность поговорить с ним по душам… Кидо препятствовал свободному общению императора с людьми. Он забрал себе слишком много власти… Ему было необходимо внимательно следить за формированием кабинета Тодзё (вместо этого он поддержал Тодзё и рекомендовал императору назначить его премьер-министром, потому что «Тодзё мог контролировать военных»).
Откуда взято подобное утверждение? Современник Кидо, известный бывший редактор «Асахи» и министр информации Кайнан Симомура упомянул об этом в своей книге «Тайная история конца войны».
Кидо закончил свою пространную речь перед судом над военными преступниками таким заявлением: «Я был глубоко удовлетворен тем, что при моем посредничестве было спасено 20 миллионов моих невиновных соотечественников от ужасов войны и предотвращена гибель десятков миллионов американцев, если бы Япония продолжила сражаться до трагического конца… Мое единственное утешение — это то, что в конце войны я сделал все возможное, получив благословение императора, чтобы не дать японским островам превратиться в поле битвы и спасти жизни миллионам японцев».
Невозможно отрицать ключевую роль Кидо. То, что война окончилась только благодаря ему, совсем другой вопрос. Так или иначе, но он был приговорен к пожизненному заключению и посажен в тюрьму Сугамо. Япония тем временем освободилась от оккупации и стала снова свободной и независимой страной. В 1956 году Кидо был освобожден. С этих пор он жил тихо, часто встречался со старыми друзьями. Его дневники — это тысячи страниц текста, относящегося к периоду 1931–1945 годов, — были опубликованы в Японии.
Когда вооруженные силы союзников высадились в Японии, усилились опасения среди ведущих государственных деятелей страны по поводу дальнейшей судьбы императора. Было понятно, что наиболее известные японские политики могут быть арестованы и предстать перед судом за военные преступления. Неужели и к императору могло быть проявлено столь вопиющее неуважение?
Не было тайной, что русские, австралийцы и китайцы настаивали на этом. А в США сторонники «бескомпромисного» мира призывали судить Хирохито и выслать его в Китай. Генерал Макартур вспоминал в своих мемуарах, что, «осознавая трагические последствия, которые могут возникнуть… я хотел подчеркнуть, что для того, чтобы состоялась подобная акция, потребовалось бы более миллиона голосов в ее поддержку. Я полагал, что если император был бы осужден, а возможно, и повешен, как военный преступник, то в таком случае потребовалось бы образовать военное правительство в Японии, и тогда, возможно, могла вспыхнуть партизанская война».
Когда спустя несколько недель император захотел обратиться к Верховному командованию вооруженных сил союзников, Макартур подумал, что император намеревался изложить свои контраргументы против возможного его обвинения в военных преступлениях. Генерал попал пальцем в небо.
Все в визите Хирохито к Макартуру было беспрецедентным. Он покинул дворец. Он поехал встретиться с Макартуром в американском посольстве. Император был в цилиндре, визитке и полосатых брюках (впервые на публике он появился в гражданской одежде). С ним были главный камергер, его переводчик и врач. На его состоянии сказались бессонные ночи последних недель и страх перед большой аудиторией; его била заметная дрожь. Когда Макартур заметил это, он подумал, что император чего-то боится, но вскоре генерал понял, как же он ошибался.
На этот раз Хирохито говорил от себя, а не словами Кидо или Того. Он сказал, как утверждает Макартур, так: «Я прибыл к вам, генерал Макартур, чтобы представить себя на суд власти, которую вы представляете. Перед вами тот единственный человек, который несет ответственность за каждое политическое и военное решение и за те действия, которые совершил мой народ на войне». Это привело генерала в полное замешательство.
Перед ним стоял император, высшее божество, принявший на себя всю вину за войну. И так же как многие из его верных подданных лишили себя жизни за то, что предали его, не добившись победы в войне, он жертвовал своей жизнью ради своих выживших подданных и одновременно в память о тех, которые погибли за него. Он уже говорил на Императорской конференции, что ему непереносима сама мысль о том, что те японцы, которые преданно служили ему, оказались в руках победителей и будут судимы как военные преступники. Он не мог помешать в этом союзникам, но он мог предложить себя в обмен на них. Это был поступок, достойный бога.
«Этот смелый поступок — взять на себя ответственность, чреватую смертью, — писал Макартур, — ответственность, подкрепленную фактами, которые были мне прекрасно известны, что потрясло меня до глубины души».
Императору не было предъявлено обвинение в военных преступлениях.
В день Нового, 1946 года Хирохито, в соответствии с традицией, представил свою поэму на ежегодный общенациональный конкурс. Она не совсем понравилась главнокомандующему оккупационных войск союзников в Японии, то есть Макартуру. Император создал такое четверостишие:
Вопреки тому, что сосна занесена снегом,
Она по-прежнему зеленеет.
Людям тоже следует
Быть такими же, как сосна.
Был ли это тщательно завуалированный призыв сопротивляться оккупации? Совсем нет. Хирохито был реалистом и человеком дальновидным, он понимал, что оккупация, даже и не столь тяжелая, окажет глубокое влияние на его страну. Он выступал за то, чтобы японский характер сохранился и, несмотря на иностранное влияние, остался бы прежним.
Все же, несомненно, он также попал под это влияние. Снова, как и во время после Первой мировой войны, ветры демократии подули в стране (как и предсказывал Того). Он, подобно первопроходцу, вел народ к принятию новой жизни. Он много разъезжал по стране, посещал шахты и заводы, школы и больницы, новые стройки. Он встречался с представителями прессы и простыми людьми, и, хотя вначале ему было мучительно трудно заниматься этим делом, скоро он привык к этому.
В этот же самый день Нового года, идя навстречу пожеланиям оккупационных властей, он издал императорский указ, который потряс сами основы Японии и упразднил один из первейших элементов конституционного устройства императорской Японии. Было во всеуслышание заявлено: «Мы стремимся всегда быть рядом с народом и всегда желаем делить с ним его горе и радости. Связи между нами и нашим народом издавна покоились на взаимном доверии и близости. Они не зависят ни от каких легенд и мифов. Они не основаны на ложном понятии, что император обладает божественной сущностью и что японская нация стоит выше всех других наций и ее судьба — править миром».