Я сначала возмутилась: меня, леди, обвинять в мошенничестве? Но злость скорее была от привычки, воспитания, нежели истинная. Но зубы все равно сцепила и ответила чуть резче, чем следовало:
— Есть. Огненный.
— Покажи, — тут же потребовала миссис Морт.
— Если бы я могла его контролировать, то не пришла бы сюда, — я непроизвольно сжала кулаки.
Тут директриса открыла выдвижной ящик стола и, достав оттуда какую-то висюльку, кинула:
— Лови!
Ладонь сжалась на амулете прежде, чем я успела сообразить. А потом в моей руке словно что-то взорвалось. Меня отшвырнуло к стене, а миссис Морт перекинуло через стол, отчего она приложилась о подоконник. Но хуже всего было то, что посреди кабинета полыхало пламя.
Директриса поднялась, потирая висок, и то ли прокричав заклинания, то ли ругнувшись, погасила огонь.
— Значит, огневик, причем сильный… — задумчиво глядя на пятно сажи посредине кабинета начала она. — И где же тебя носило неделю назад, одаренная? У меня все места заняты. Этот год урожайный выдался, сверх мест набрали. Что мне прикажешь делать?
Такой реакции я не ожидала. Думала — наорет, выставит вон, запустит заклинанием. А эта странная миссис даже… радовалась?
Тут она громко крикнула:
— Лариссия, зайди!
За дверью опять кто-то нервно икнул, а потом на пороге показалась секретарь.
— Да, госпожа Морт.
— У нас ведь студенты из Академии на стажировку уже прибыли?
— Еще нет, должны в полдень, — секретарь, опустив глаза, уставилась на дырку в ковре.
— Так… — перебирая какие-то папки на столе, начала директриса. — Ты грамотная? Читать? Писать? Считать? — это уже она мне, все так же, не поднимая взгляда от бумаг.
— Да, — я сглотнула. Упоминать, что мне с детства преподавали музицирование, рисование, этикет, историю и прочие, весьма ненужные в простой жизни, как оказалось, дисциплины, я не стала.
Директриса, наконец, перестала перебирать папки и подняла взгляд на меня. В руках она держала чье-то дело.
— Раз ты у нас такая резвая, что ловушка для огневиков не просто сработала, а ее напрочь разорвало, то пусть у такой особенной и обучение будет такое же, — говорила она это таким радостным тоном, от которого у слушателей обычно мурашки бегут по коже.