Нельсон

Вообще-то марсовые стрелки – те еще снайперы. Заряжать мушкет в несколько приемов, когда тебя раскачивают ветер и волны, крайне сложно. Но не скорострельность, а точность была для них важна. Навыки, в конце концов, развивались, однако многое зависело от расстояния. Здесь все просто: чем ближе, тем лучше. И 15–30 метров до цели – почти идеально. Вот почему мушкетный огонь с «Редутабля» нанес «Виктори» огромный урон. Капитан Люка с удовлетворением вспоминал об этом. На абордаж они так и не пошли, зато сделали кое-что другое.

Убить в бою великого врага дело, наверное, почетное. Хотя такие герои часто остаются безымянными. Мы не знаем, например, кто застрелил блистательного генерала Дезе при Маренго. В знаменитого генерала Лассаля при Ваграме пулю послал какой-то «раненый венгерский гренадер». Про Нельсона мы тоже не знаем, но в людях, заявлявших: «Я убил Нельсона!», недостатка нет. Тех, кто «видел» таких людей, – еще больше.

…Полковник Дринкуотер Бетюн, когда-то плававший с Нельсоном, рассказывал о своих знакомых, поселившихся в Париже после 1815 года. Они наняли для работ по дому плотника с «Редутабля». Тот охотно рассказывал про своего мичмана, якобы и «попавшего» в Нельсона. С деталями. «Взял специально четыре пули» и т. д.

В 1826 году в Америке были опубликованы «Мемуары Робера Гильмара, французского сержанта». Гильмар утверждал, что это он «нанес смертельный удар». Эту версию быстро проверили, и выяснилось, что Гильмара придумал некий предприимчивый американский конторский служащий.

Есть версия, согласно которой Нельсона случайно подстрелил кто-то из своих, да мало ли тех, кто желает «подняться» за счет сенсационного утверждения?

Чаще всего все же называется два имени. Некоего Гуллемана, одного из лучших стрелков капитана Люка, и Жан-Батиста Дюфо, тоже марсового стрелка.

Гуллеман, кстати, оставил воспоминания, в которых он не утверждал, что убил Нельсона. Только предполагал, что пуля могла быть и его. Аргумент в пользу Дюфо, потерявшего в бою ногу, – необычайно щедрый пансион, назначенный ему Наполеоном. Но что-то мне подсказывает, если бы в Дюфо были «уверены на 100 %», то из него сделали бы героя. Не тот случай, чтобы хранить тайну. И все понимают, что при плотном огне, который вели марсовые стрелки, установить «того, кто» практически невозможно. Ясно одно – роковой выстрел сделал кто-то из стрелков «Редутабля».

…Четверть второго. Время называют это. Нельсон вместе с Харди был на квартердеке, примерно на том же месте, где чуть раньше погиб Джон Скотт. Харди шел чуть впереди адмирала, правее. Пуля пробила эполет на левом плече Нельсона и вошла в грудь. Когда Харди обернулся, он увидел, как сержант морской пехоты Сэкер и два матроса поднимают адмирала с палубы. Капитан бросился к нему и услышал: «Вот они и достали меня, Харди…»

Глава девятая

Смерть и победа

Такое встречается крайне редко. Благодаря воспоминаниям судового врача Битти можно восстановить картину того, как умирал Нельсон, почти по минутам. Адмирал получит смертельное ранение в четверть второго, умрет – в 4 часа 30 минут. Чуть больше трех часов, последних в его жизни…

Достойно умирать – очень трудно. Нельсон тоже страдал от боли, но каким же мужеством обладал этот маленький человек! У вас есть претензии к адмиралу? Теперь посмотрите, как он умирал. Заплачете вместе с его матросами!

…Его несут в кубрик, и тяжело раненный Нельсон вдруг просит одного из мичманов передать капитану, что нужно бы заменить штуртросы (тросы, идущие от штурвала к рулю). Потом он закрывает лицо своим платком. «Не нужно, чтобы команда видела, кого несут в кубрик». Просит еще один платок, чтобы прикрыть награды.

Нижние отсеки корабля выкрашены в темно-красный цвет. Говорят, что еще в XVII веке адмирал Роберт Блейк ввел эту традицию. Именно для того, чтобы люди меньше боялись вида крови, ведь раненых приносят сюда. Их, в одном отсеке с Нельсоном, больше пятидесяти. Стоны, крики… Умершие – тоже здесь.

При «транспортировке» платок с лица Нельсона сполз, и судовой врач услышал крики раненых матросов: «Мистер Битти, здесь лорд Нельсон! Мистер Битти, адмирал ранен!» Врач спешит к Нельсону, сюртук которого уже намок от крови. Положить на одну из мичманских коек, раздеть, осмотреть рану! Сейчас не до церемоний, сюртук положили под голову раненого мичмана Уэстпела, потом он будет вспоминать, что бахрому от эполетов пришлось отдирать вместе с прядями волос.

Битти просит раздетого адмирала рассказать, что он чувствует. «Мне кажется, Битти, что мне перебили хребет. Я не чувствую нижнюю часть тела, мне трудно дышать…» Врач сразу понял, что шансов на спасение нет, но об истинном положении дел знают лишь его помощники да капитану Харди регулярно докладывают. Он наверху, на палубе, битва ведь еще не закончена.

…Примерно в два часа «Виктори» отцепился от «Редутабля». В 14.20 французский корабль, у которого горела корма, сдался. Из 643 человек команды 300 погибли и более 200 получили ранения. У капитана Люка – несколько ран. Английский офицер, принимавший его шпагу, отсалютовал Люка своей. Они умели ценить настоящую храбрость. Чтобы не особо развивать эту тему, позволю себе привести те же слова испанского офицера, которые взял одним из эпиграфов к своей книге Перес-Реверте.

«Я полагал увидеть этих людей (англичан) преисполненными гордыни и невыносимо надменными из-за одержанной ими победы, однако на деле обнаружил нечто противоположное: они воздавали самые большие почести нашим пленным офицерам и говорили о них с истинным восхищением».

Так и надо побеждать, с достоинством.

Вильнёв тоже сдался около двух часов. Он стоял на квартердеке своего «Бюсантора» абсолютно один. Корабль потерял мачты, все шлюпки были разбиты в щепки. Вильнёв дал сигнал «Сантисима-Тринидад» забрать его, да какой там… Член «братства Нельсона» капитан Томас Фримантл со своим «Нептуном» стоял напротив испанской громадины и расстреливал ее. Краса и гордость флота Его Католического Величества превращалась в развалину. Вильнёв вручил свою шпагу капитану морской пехоты Джеймсу Атчерли с «Конкерора»…