Путь. Автобиография западного йога

22
18
20
22
24
26
28
30

— Сэр, — спросил один из монахов, — правильно ли просить у Бога материальные вещи?

— Правильно, если вы нуждаетесь в них, — ответил Мастер. — Однако вы всегда должны говорить: «Дай мне то или это, если на то Твоя воля». Многие вещи, которые люди хотят иметь, оказываются вредными для них. Оставьте Богу решать, что вам нужно иметь.

По поводу молитв он говорил нам: «Бог отвечает на все молитвы, но на суетные молитвы отвечает лишь отчасти. Если вы стараетесь отдать что-нибудь из того, что не принадлежит вам, ваша «щедрость» не будет впечатляющей, не так ли? Поэтому, чтобы попытаться отдать свой разум Богу, нужно его иметь. Научитесь контролировать свои мысли; отдавайте Ему во время молитвы все свое внимание, и вы убедитесь, что, когда молитесь так, Он чудесным образом отвечает вам!»

О чем бы ни говорил Мастер — о каких-либо аспектах духовного пути или давал обычное поручение, — если его «слушали» внимательно, то всегда чувствовали тонкую энергию, исходящую от него. Если эта энергия проникает внутрь, то ощущаешь, что на тебя нисходит благословение величайшей радости и свободы. В обществе Мастера и, спустя годы, в Индии, в ашрамах святых я наблюдал учеников, которые были так зачарованы жестами, словами и выражением лица гуру, что забывали о необходимости общения с его магнетическим влиянием внутри себя, в позвоночных столбах. Мастер относился к своему собственному «я» совершенно надличностно, как к необходимому аспекту функционирования в этом физическом мире.

— Прежде чем войти в физическое тело, — говорил он мне однажды, — я вижу индивидуальность, которую должен принять, и чувствую себя несколько неловко с ней. Это подобно облачению в теплое пальто в жаркий день. Я, конечно, пользуюсь ею, но внутренне никогда не забываю, что эта личность не является моим истинным «Я».

И в то же время Мастер никогда не позволял безответственно отвергать мирские реалии. «Нужно сочетать идеализм с практичностью», — сказал он мне однажды. В приземленной сфере сам он был совершенно практичен. Он учил нас воспринимать каждую реальность на ее уровне. Он мог обучать нас медитации, а в следующее мгновение — как поддерживать в комнатах порядок. («Закончив работать с чем-либо, сразу же его убирайте».)

Когда он приглашал к обеду гостей, то часто просил меня обслуживать их. Потом мне надо было демонстрировать перед ними позы йогов и оставаться в комнате, пока он беседовал. Когда позволяли обстоятельства, я записывал его замечания, и когда мне было трудно поспевать за ним, он замечал это и начинал говорить медленнее. Иногда после ухода гостей он задерживал меня, чтобы обсудить мою работу, если она была связана с публичными выступлениями; чтобы указать на ошибки, которые я допустил в частном разговоре или на лекции в церкви. Однажды я выразил крайнее удивление, убедившись в его полной осведомленности о моих словах и делах, хотя он физически отсутствовал.

— Я знаю каждую мысль, которая возникает в твоем уме, — заверил он меня совершенно спокойно.

Двумя посетителями Маунт-Вашингтона, прибывшими, чтобы встретиться с Мастером, были моя мама и двоюродная сестра Бет. Маму он любезно принял наверху, в своей гостиной. Перед их встречей я просил дать ей особое благословение. Он согласился, но мимоходом, поскольку мы были увлечены разговором, и я не был уверен, что моя просьба осталась в его памяти. Однако к моей великой радости, в конце разговора с ней он взял ее за руку и молился Богу и всем нашим гуру о благословении, которого я просил. Не знаю, что подумала о таком неожиданном расставании мама, но я со слезами благодарности коснулся ног Мастера, убежденный в том, что его благословение не будет напрасным. (И я не ошибся.)

Бет я представил Мастеру, когда он после полудня собирался прокатиться на автомобиле. Позднее из его замечаний было ясно, что она произвела на него прекрасное впечатление.

— Может ли она стать хорошим йогом, Мастер?

— О, да.

В дополнение к лекциям в церквах и руководства монахами я писал письма для Мастера.

— Сэр, — сказал я однажды, — какие письма мы получаем из Германии! Такая искренность и преданность! Письмо за письмом содержат просьбы об инициации в крийю.

— Они страдали, — ответил Мастер со спокойной симпатией, — в этом вся причина. Все эти войны и переживания! Крийя — вот, что им требуется, а не атомные бомбы.

— Как хорошо было бы послать туда Генри с его знанием немецкого.

— Хорошо, возможно, когда-нибудь я пошлю вас туда.

Вспомнив о его намерении послать меня в Индию, я ответил: «Я думал, что у вас были другие планы относительно меня, сэр. Но я поеду, куда бы вы меня ни направили. Я знаком с Европой».

— Там предстоит большая работа.

— Эта работа связана с новой религией? — спросил я однажды.