– Может, лучше пока с этим повременить? – проговорила женщина, явно обеспокоенная тем, что подобная мера вызовет дополнительный ненужный интерес у СМИ. Очевидно, образ добропорядочной семьи оставался для нее приоритетом.
– Повторяю, что у нас есть основания полагать, что вы с мужем чего-то не договариваете, – стараясь не терять терпения, объяснила Марта. – В нашем распоряжении имеются свидетельства того, что Данни собиралась опубликовать в Интернете некую информацию, которая с большой вероятностью носит крайне компрометирующий характер, и у нас создается впечатление, что вы и ваш муж – ну или по крайней мере вы – осведомлены об этом и знаете, о какой именно информации идет речь. Мы ожидаем, пока молодой человек Данни придет в сознание, чтобы поподробнее расспросить его на эту тему, но я хотела бы и вам предоставить возможность озвучить вашу версию и рассказать, не связана ли, по вашему мнению, смерть Данни с ее намерением разместить в Сети компромат. Или вы полагаете, что моя оценка ситуации ошибочна?
– Но я даже не знаю… Я правда не понимаю, о чем вы говорите. Просто представить себе не могу. Однако вы наверняка не считаете, что мой муж и я несем какую-то ответственность за смерть Данни, не так ли? Это же просто абсурд.
– Не знаю, несете ли вы какую-ту ответственность, но у меня есть четкое ощущение того, что вы с мужем – а в особенности вы – не говорите нам всей правды. А я полагаю, что крайне важно выяснить всю правду до конца. В этом-то вы со мной согласитесь?
– Безусловно.
Женщина довольно долго молчала, будто взвешивая все за и против. У Марты уже давно возникло чувство, что бабушка Данни и рада бы все откровенно рассказать, но ее что-то останавливает. Было очевидно, что ей не хватает смелости выложить все карты на стол. Марта очень надеялась, что с ее помощью женщина все же решится на признание.
Наконец та заговорила вновь:
– Поскольку я не могла связаться с мужем, я позвонила моему деверю – подумала, что муж, вероятно, поехал к нему. Не знаю, почему я так подумала. Отношения между ними довольно… натянутые.
– Вы имеете в виду брата вашего супруга?
– Ну да, моего деверя. Он работает врачом… Это единственный брат мужа. Мы думали, что можем на него рассчитывать.
– Но это оказалось не так?
– Их отец – мой свекор – тоже был врачом. У него была фамилия, но мой муж и его брат ей никогда не пользовались[24]. Они всю жизнь представляются просто отчеством, потому что считают, что фамилией бравируют только снобы. По крайней мере, такое объяснение дал мне муж. Не знаю, так ли оно на самом деле. Теперь я уже во всем сомневаюсь.
– Но в официальных-то документах у них фамилия стоит или отчество?
– Фамилия. Их фамилия – Хейльман. – Женщина положила руки на обшарпанную столешницу, куда до нее руки клали воры, насильники и убийцы. – Будь я на их месте, я бы по фамилии и представлялась. Но они предпочитают называть себя по отчеству – Антонссон.
– Так они, значит, сыновья…
– Они сыновья доктора Хейльмана. Антона Й. Хейльмана. И Густаф тоже доктор, как и отец.
– Густаф?
– Ну да, Густаф Антонссон – мой деверь. Он работает в Национальной клинике в Фоссвогюре. Довольно известный врач.
В этот момент ожил телефон Марты. Извинившись перед женщиной, она поднялась из-за стола и вышла в коридор, чтобы ответить. Буквально через минуту она вернулась в допросную с пылающим от негодования лицом.
– Нам придется прервать беседу, – сказала она. – Я распоряжусь, чтобы вас отвезли домой. Мы продолжим этот разговор в самое ближайшее время.