Сигюрлёйг: Нет. Я особо не поддерживала контакты с сыном.
В.: Вы не приезжали в Рейкьявик навестить его?
Сигюрлёйг: Ну да, так же, как и мою сестру, и по многим другим делам.
В.: А где вы с сыном встречались?
Сигюрлёйг: В одном кафе в центре.
В.: И о чем вы беседовали?
Сигюрлёйг: Обо всем понемногу. Я ведь говорила, что редко с ним виделась. Хотела узнать, как у него дела.
В.: Он не показался вам взвинченным? Или он был спокоен? Говорил ли он что-либо об отце?
Сигюрлёйг: Взвинченным? Конрауд? Никогда я его таким не видела. И об отце он ни словом не обмолвился.
В.: То есть, вы о нем не беседовали?
Сигюрлёйг: Нет.
Конрауд задержался глазами на этой лжи – об отце они еще как беседовали.
В.: У вас также есть дочь Элисабет. Какие были ее отношения с отцом?
Сигюрлёйг: Никакие – Бета живет со мной.
В.: А когда вы жили все вместе?
Конрауд в очередной раз уловил сомнение в голосе матери, который звучал у него в голове.
Сигюрлёйг: Она всегда была больше привязана ко мне, чем к отцу.
В.: Он обращался жестоко и с дочерью?
Сигюрлёйг: Не понимаю, как это связано с вашим расследованием.
В.: Попрошу вас ответить на вопрос.