Теломерон. Таблетки от бессмертия

22
18
20
22
24
26
28
30

— Вечность. Мне обещали бессмертие, — Лу закрыла глаза ладонями.

— А!.. Вот оно! Опять!

— Но это обман! Посмотри, — она указала на свою ногу. — А Савелий…

— Кто?

— Они просто убили его! За что? Он не сделал ни одной ошибки. Действовал четко по плану. Я не понимаю… Он не должен был умереть.

— Ты о силовике, с которым мы хотели поговорить?

— Да. Он был хорошим парнем, а его отравили… В меня стреляли, Ник. А это значит, я им больше не нужна, я больше не часть эксперимента.

Никита чувствовал, что голова его сейчас взорвется. Всем своим существом он стремился вон из этого тесного пространства, где рядом лежала тварь, внешне похожая на человека, но с вывернутым, извращенным нутром. От лег на бок, отвернувшись от Лу, и закрыл глаза.

— Не трогай меня и ничего больше не говори. Я не могу тебя видеть. Если скажешь еще хоть слово, убью.

Глава 18

Время остановилось. Клима и вентиляция работали бесперебойно, но характерный запах разложения улавливался. От него, казалось, зудит мозг. Все тело ныло. Болел позвоночник. Руки и ноги затекли. Хотелось сложиться в позу эмбриона, а потом вытянуться, или хотя бы полноценно лечь на спину. Он понимал, что лучше бы ему заснуть, но, чуть закрыв глаза, тут же разлеплял их, опасаясь, что уже никогда не откроет. Не то, чтобы он боялся смерти, просто не хотел умирать вот так. Он бы предпочел сверзиться с сорок восьмого этажа и превратиться в лужу на асфальте, чем томиться в полированном пластиковом ящике.

Внутренняя обшивка гроба оказалась прорванной в нескольких местах, и Ник успел досконально изучить фактуру бархата, разглядеть синтетические волокна подкладки. Он удивлялся, как Лу после такой бурной истерики удалось уснуть. Она таращила свои огромные глазищи еще около часа, а то и больше, но видно ранение измучило ее, или подействовали обезболивающие. Никита ненавидел ее. Он ощущал себя еще более одиноким и покинутым из-за того, что она спит рядом и, может быть, даже видит хороший сон.

«Пассивный» — повторял он про себя, как приговор. — «Что это вообще значит? Разве я хуже других?»

О какой активности может идти речь, если все в их обществе с самого начала предопределено. Бессмысленная работа и бесперспективные, поверхностные отношения — вот чем наполнена жизнь современного человека. Никита, по крайней мере, хотел ребенка. А кто в его окружении задумывался об этом? Хавецкий уж точно не мечтал о продолжении рода. Как-то даже заикнулся, что отказник и вырос в приюте, но на родителей не обижается. Сам бы поступил точно также. Но Хавецкий, по крайней мере, выглядел как настоящий мужчина — брутальный, без лишнего лоска. Такие теперь скорее редкость. Потому, пожалуй, Ник и потянулся к нему, почувствовал что-то родное. Он, казалось, чем-то напоминал отца, хотя теперь Никита не находил ни малейшего сходства.

Почему именно он стал «счастливчиком»? Ведь все мужчины его поколения, из тех, кто считали себя мужчинами, пассивны. Конечно, если сравнивать с женщинами… Уж эти активистки. Бегают, суетятся, чего-то все хотят, но к себе не подпускают. Истерички! Отгородились стенами и только скалятся, как сторожевые сучки. Им никто не нужен, агрессивные одиночки, занятые исключительно собой. Вот и она, Лу, точно такая же. И Валя…

Лу повернулась во сне и уткнулась лицом Никите между лопаток.

— Тварь паскудная! — выругался он шепотом, но отталкивать ее не стал. Побоялся, что та проснется, и опять придется успокаивать, или спорить, или откроется очередная мерзость, над которой он вынужден будет ломать голову. А думать Никита устал. Он устал от бессмысленной гонки. Понятно, чем все закончится. Зачем знать подробности? Зачем переживать о том, что все равно случится?

Лу все-таки проснулась.

— Я совсем в тебе запуталась, — сказала она тихо. — Зачем ты целовал меня?

— Я просто хотел, чтобы ты заткнулась. Заткнись, пожалуйста.