И, однако, при взгляде даже на эту карту Камацубара застыл на целых пять минут, тяжело опершись на стол сжатыми в кулаки руками. Кольцо, пока еще тонкое, но уже кольцо, в действительности образовавшееся вокруг японских войск два часа назад, не было показано на карте. Но подкова, хотя и нанесенная на карту с уже не существовавшими на деле разрывами, обозначалась так явно, что никакая самоуверенность уже не позволяла ее игнорировать.
– А что здесь? – Камацубара ткнул пальцем в тот пункт на карте, где посланные им в тыл броневики встретились с русскими танками.
– Пока неизвестно, господин генерал-лейтенант, – сказал Иноуэ.
– Но были сведения, что там появились русские танки, – проговорил Камацубара.
– Новых сведений пока нет, – уклончиво сказал Иноуэ.
Они оба играли в прятки друг с другом и оба знали это. Стоя друг против друга по обеим сторонам карты, они думали сейчас об одном и том же: пожертвовав частью войск, завядших на переднем крае, можно было, пока не поздно, пробиться с остальными на восток.
Но, думая об этом, они оба знали, что не скажут этого друг другу: Иноуэ – предчувствуя, что Камацубара все равно упрется и лишь ославит его в штабе Квантунской армии трусом, предложившим отступить войскам императорской армии, а Камацубара – потому, что, проиграв баин-цаганское сражение, он с трудом удержался на своем посту и, готовя генеральное наступление, обещал, что с имеющимися у него силами пройдет без подкрепления всю Восточную Монголию. Он считал, что ему теперь скорее простят гибель войск в бою, чем откровенное бегство на Монголии.
Продолжая стоять над картой, они молча встретились взглядами. Камацубара хотел, чтобы Иноуэ на всякий случай все же высказал вслух свое предложение отступить, а Иноуэ понимал это и молчал.
За дверью блиндажа послышался шум. Дверь открылась, и вошел майор Ногато – начальник разведывательного отдела штаба 23-й пехотной дивизии. Его каскетка была сдвинута набок, одно стекло очков было разбито, а дужка сломана. Отдавая правой рукой честь, он левой придерживал очки.
– Что с вами? – резко спросил Камацубара.
Ногато доложил, что в расположение их дивизии заехал русский танк и провалился в ловушку. Русские танкисты, сняв пулемет, пытались выбраться, но их окружили, двоих убили, а офицера взяли живым.
Ногато говорил все это, продолжая придерживать подрагивавшей рукой сломанную дужку очков.
– Что с вами? – повторил Камацубара свой вопрос, заметив, что щека и надбровье у Ногато были багрово-синими.
– Он ударил меня головой, – сказал Ногато.
– Вызовите переводчика!
Ногато вышел, и вскоре двое солдат ввели пленного. Он был связан, Ногато подталкивал его сзади рукояткой меча. Последним вошел унтер-офицер – переводчик.
Камацубара с интересом смотрел на этого первого взятого за три дня боев в плен русского офицера-танкиста. Пленный был высокий блондин в кожаной куртке и разодранной сверху донизу гимнастерке.
Лицо русского было избито, он имел жалкий вид и стоял, ни на кого не глядя, бессильно уронив на грудь голову. Камацубаре даже показалось, что плечи русского вздрагивают от рыдания, и он подумал, что такой пленный может многое рассказать.
– Допросите его. Я думаю, он скажет, где в действительности находятся сейчас русские танки, – обращаясь к Иноуэ, сказал Камацубара.
Стоявшего сейчас перед японцами лейтенанта Овчинникова, командира взвода из батальона Климовича, перед тем как привести сюда, долго и жестоко били: сначала вязавшие его японские солдаты, потом – рукояткой меча – офицер, которого он в ответ на пощечину ударил головой по очкам. Он чувствовал себя глубоко несчастным не только потому, что попал в плен, но и потому, что сам был кругом виноват во всем и сознавал это. Бросив свой взвод, он ночью на одной машине вырвался вперед, мечтая первым из всей бригады встретиться в японском тылу с танкистами южной группы. Он знал приказ комбата дожидаться рассвета и чувствовал, что башенный стрелок и водитель молча не одобряли его поступка. Никого не встретив и ничего не совершив, он завалился в какую-то яму. Но даже и тут, вместо того чтобы, как ему предлагали, отсидеться до утра в танке, он приказал снять пулемет, вылезти и пробиваться. И стрелок и водитель быта убиты на его глазах, а сам он, даже не успев выстрелить, был схвачен набросившимися из темноты японцами.