В комнате сделалось тихо. У матери как-то странно дернулся подбородок, глаза смотрели испуганно, виновато.
— Вот так история! — проговорил густым баском дядя Дема и, тяжело поднявшись со стула, подошел ко мне.— Не думал я, сынок, что у нас так получится...
Он занес над моей головой руку с неуклюжими пальцами. Я отпрянул, втянул голову в плечи, но тяжелая ладонь лишь осторожно притронулась к колючкам моих волос.
— Я-то думал, что мы с тобой друзьями будем? — опять сказал дядя Дема. — А ты, оказывается, против меня.
Я выскочил за дверь, влетел в кухню и уткнулся в угол. Бабушка Селиванова всполошилась, принялась трясти меня.
— Что случилось-то, несуразная твоя головушка? — испуганно спросила она.
— Пусть... пусть он сейчас же уходит!
— Тише, тише, голубчик. Разве можно так? Ну, что о тебе подумает человек?
— А мне наплевать, пусть думает что хочет.
Тут из комнаты вышла мама. Она подошла ко мне и повернула к себе лицом.
— Что с тобой, Юрик? — спросила она мягко, прижимая мою голову к своей груди и целуя в макушку.
— Он и взаправду останется у нас жить? Ты из-за него Бродягу выставила? Из-за него?
Она попробовала уверить меня, что Бродяга выскочил на улицу сам, что его никто не собирался гнать, а наоборот, звали домой, но теперь я не верил матери.
— Опомнись, сынок, — сказала наконец бабушка плачущим голосом. — И за что ты накинулся на такого человека? Разве впервые видишь Дементия Ильича? Разве не знаешь его?
А мне было наплевать, что он добрый и хороший! Хоть бы золотой был, и то не нужен!
— Юрий, — сказала мама твердо. — Прошу тебя, перестань. Давай поговорим спокойно, как взрослые люди...
Она посмотрела на дверь, в которой показалась высокая фигура в противном сером пиджаке. «Ага, оделся! — подумал я со злостью. — Уходишь? Испугался?»
Дядя Дема подошел к нам и спросил, почему мы все забились на кухню и о чем шепчемся?
Я опустил глаза на его противные начищенные сапоги и ответил, что посторонним совсем не обязательно знать наш разговор. Он тихо крякнул, провел двумя пальцами по усам, посмотрел на маму, а она на него. Потом наморщил лоб, о чем-то подумал немного и, обняв маму за плечи своими ручищами, увел ее в комнату.
— Ничего, — услышал я его голос, — все образуется...