— Вот так история!—сказал он. — Да у нашего волкодава, кажись, самый настоящий бас прорезался! Ступай-ка, Юрик, посмотри, кто там в дверь бухает. Может, твой дружок заявился?
— Если он, то я не пущу! — рассердилась Лилька. — Опять что-нибудь придумает. Опять Юрку сманит на улицу!
Она выскочила в прихожую, растопырила руки, загораживая собою дверь. Но я, изловчившись, успел сбросить крюк. Дверь отворилась, и мы с Лилькой ошалело попятились. Это пришел вовсе не Гурик Синичкин, а Натка Черепанова.
— Здравствуй еще раз!—сказала она. — Во-первых, не стой столбом, убери, пожалуйста, своего сердитого пса, он мне тогда у трамвайной остановки чуть палец не откусил. А во-вторых, не смотри на меня такими дикими глазами.
— А в-третьих, зачем пришла? — справился я сердито.
Натка пожала плечами, порылась в кармане своей шубки и, вытащив плитку шоколада, протянула ее притихшей Лильке.
— Вот тебе от нашего отряда. Бери, не бойся!
Она засмеялась, Лилька протянула руку и тоже улыбнулась.
— Ну, вот и познакомились, — пошутила Натка, посмотрела на меня и нахмурилась. — Вы одни дома? Синичкин у вас?
— С чего это ты взяла?
— Вижу, — недовольно ответила она. — Руки все грязные, и на лице черные полосы, как у индейца. Опять дурите?
— Некогда мне дурить, — как можно небрежнее ответил я. — Просто валенки чинил себе...
— Понятно. А скажи, пожалуйста, почему же у тебя весь лоб разрисован?
— Ты зачем, собственно, пришла? Лоб мой рассматривать?
— Можешь не беспокоиться. Я пришла совсем не к тебе, а к твоему отцу. Он вернулся из рейса?
— Хотя бы и так. Только он навряд ли с тобой по пустякам разговаривать станет. Он не любит, чтобы ему мешали. А мамы дома нет. Лучше приходи в другой раз.
Но Натка шагнула к комнате.
— Постучись вначале! — сердито предупредил я. — Не к себе домой заявилась.
— Не учи, пожалуйста, — ответила Натка и тихонько постучала в дверь.
— Войдите!—раздался такой густой басище, такой страшный, что Лилька, присев, ахнула, а Натка замерла на месте.