Отважные капитаны. Сборник

Глава 4

Харви проснулся, когда уже первая смена сидела за завтраком. Двери хлопали. Шхуна трещала по всем швам. В маленькой корабельной кухне негр-кок раскачивался, то и дело теряя равновесие, а котлы и сковороды дребезжали и прыгали, хотя и были прикреплены к деревянной переборке. С грустным воплем вздымались и падали волны. Слышно было, как они разбивались, на минуту как бы в бессилии замолкали, чтобы снова обрушиться на палубу. Скрипел канат; брашпиль сердито визжал; шхуна поворачивала на бакборт[9]; ее бросало из стороны в сторону.

— Ну, теперь к берегу! — услышал Харви голос Джэка. — Уйдем от флотилии рыбачьих судов. Честь имеем кланяться!

Джэк, как большая змея, перевалился от стола к скамье и начал курить. Его примеру последовал Том Плэт. Дядя Сальтерс с Пенном отправились на вахту. Кок начал подавать завтрак второй смене.

Смена не заставила себя ждать. Аппетит у нее был богатырский. Подкрепив силы, Мануэль набил трубку каким-то ужасным табаком, уселся на скамью, положил ноги на стол и, лениво развалившись, с улыбкой смотрел на кольца дыма. Дэн растянулся на другой скамейке и наигрывал на пестрой, разукрашенной позолотой гармонике. Кок, прислонившись к шкафу, в котором держал пироги (Дэн ужасно любил пироги), чистил картофель, не спуская глаз с плиты, опасаясь, чтобы вода не слишком залила трубу. Дым и запах стояли невообразимые.

Вопреки ожиданиям Харви не чувствовал усталости. Тем не менее он с удовольствием лег на скамейку, как будто это был мягкий диван. А Дэн наигрывал какую-то народную песенку, насколько позволяли толчки шхуны.

— Что же, это долго будет продолжаться? — спросил Харви у Мануэля.

— Может, до ночи, а может быть, и дня два. А что, не нравиться? Вот поутихнет, опять будем ловить рыбу!

— Неделю тому назад я бы расхворался от такой качки, а теперь ничего!

— Это от того, что ты теперь стал настоящим рыбаком. На твоем месте, вернувшись в Глостер, я поставил бы вот какую толстую свечу за свое спасение, да и не одну, а две-три!

— Кому свечу?

— Ну, конечно, Божьей Матери, в нашей церкви, что на холме. Она милостива к рыбакам. Мы, португальцы, чтим ее, а потому редкие из наших рыбаков тонут!

— Ты католик?

— Я уроженец Мадейры, как же мне не быть католиком? Так вот, я и ставлю всегда две-три свечи по возвращении в Глостер, и Матерь Божия не забывает меня!

— Я этому не верю! — откликнулся со своего места Том Плэт, посасывая трубку. — Море капризно. Чему быть, того не миновать. Тут ни свечи, ни керосин не помогут!

— Что ни говори, а вера — великое дело, — сказал Джэк, — я согласен с Мануэлем. Лет десять тому назад я был матросом на одном бостонском торговом судне. Корабль пошел ко дну, бедняга. Тогда я пообещал, если останусь в живых, показать святым угодникам, какого талантливого малого они спасли. Как видите, я остался цел и невредим, а модель старого «Кэтлина», над которой я проработал добрый месяц, я передал священнику, чтобы он повесил ее в алтарь. По-моему, в жертве модели больше смысла, чем в приношении свечи. Свечей можно поставить сколько угодно, а принося святым модель, жертвуешь свой труд, и они видят, что человек им благодарен!

— И ты веришь всему этому, ирландец? — спросил Том Плэт, приподнимаясь на локте.

— Если бы не верил, то и не делал бы того, что говорю, друг мой.

— Прекрасно. А вот Енох Фуллер сделал модель «Орио», так она теперь в музее. Славная модель, скажу я вам, только Енох никому не посвящал ее…

Рыбаки могли бы говорить на эту тему еще долго, если бы Дэн не перебил их, затянув веселую песню, излюбленную рыбаками. Долговязый Джэк подхватил.