CoverUP

22
18
20
22
24
26
28
30

Яська не совсем понимала и принимала такую пожилую любовь, ей всегда казалось, что страсть — это для тех, кто может танцевать всю ночь, а утром, брызнув в лицо воды, отправиться в институт. Может, впервые в жизни её пронзило понимание, что любовь — это навсегда. И что это тяжелое бремя и величайшее счастье одновременно. У кровати умирающей тетки Яська словно прикоснулась к какой-то пылающей грани мироздания, и на секунду почувствовала, как в этой жизни все устроено. Впрочем, за моментом озарения тут же пришло его полное забвение. Яська выдохнула и опять с недопонимающим сочувствием посмотрела на Артура Борисовича.

Аида пошевелилась, и вдруг неожиданно резко схватила Яську за руку, так и не открывая глаз. Девушка чуть не закричала от внезапности, а Аида между тем начала быстро и словно в бреду проговаривать, вместе с тем четко чеканя каждое слово:

— Шестеро одного не ждут, седьмого не ждут. Шестеро круг замкнут, седьмой будет крут. Он шестерых подождет, сладок небесный мед. Солнце на запад встает, каждого страх убьет.

Яська, не выдергивая руки (хотя ей очень хотелось) оглянулась на Артура Борисовича, затем посмотрела на медсестру. Та кивнула:

— Вот так все это время. Все время что-то говорит. Что-то эдакое…. Странное….

— Она бредит? — спросила Яська.

— Наверняка, — медсестра пожала плечами, — в ней столько галлюциногенов накачено было…. Фенциклидин….. Промывали, конечно, но львиная доля успела всосаться.

Аида, как будто в панике, все сильнее сжимала Яськину руку. Прозрачные гибкие трубочки, ведущие к капельнице, дергались и дрожали. Стало уже серьезно больно от этого бредового рукопожатия, которое все больше напоминало попытку Аиды вытащить себя из страшного ниоткуда в этот мир посредством Яськи.

— Эни, бэни, рики, таки, — вдруг тетка сменила тон, забормотала курлыкающе, словно говорила с младенцем. — Тимоша большой уже, Тимоша может сам дойти до кроватки. Спать хочешь? Буль-буль, буль, кораки-шмаки. Есть будешь? Сыночка мой, милый мой. На царство венчанный, можешь теперь облака руками раздвинуть? Горы остановить, можешь? Шестерых к тебе отправляю, столбы отправляю, мир подпереть. Пятеро по краям, звезду держат, двое — посередине. Тимоша и невеста посередине. Нет страхов больше. Нет страхов. Отныне и навсегда никто не боится.

— О чем это она? — Яська растерянно обратилась к Артуру Борисовичу. Обращаться к нему, конечно, в этом его состоянии смысла не было, но больше Яська вообще никого вокруг не видела. Сестра к этому времени уже вышла из палаты. Может, ей просто надоело тут стоять, может, какие срочные дела позвали, а ещё может быть, что она побежала за помощью Аиде. Как и следовало ожидать, директор ничего не ответил. Яське показалось, что он и не услышал, что она сказала.

— Я маме позвонила, она вылетает, — зачем-то добавила Яська в тяжело повисший над кистями рук затылок. — Мама моя…. Они лучшими подругами всю жизнь были.

Удивительно, но на эту её фразу Артур Борисович отреагировал. Приподнял глаза, посмотрел из-под нависших век:

— Хорошо. Хорошо, деточка….

Яська тихонько вышла из палаты, и направилась искать лечащего врача.

— Бесконечность ушла, за ней времени не стало. Пространство на одиночество замкнулось. Боли не будет скоро. Невесту жди, энергию жди….

Неслось Яське вслед. Она совсем не понимала, что происходит, и от этого пребывала в растерянности. И ещё — очень ждала маму. И хотела увидеть Ларика.

— Где же ты, Ларик? — в очередной раз с досадой выслушала она, что абонент недоступен на больничном крыльце.

Ларик же в это время, совершенно ничего не подозревая о трагедии, которая произошла у соседей, ехал в рейсовом загородном автобусе. Маленький автобусный трудяжка пыхтел, сопел, разбрасывал вокруг себя клубы дыма, скрипел тормозами на особо резких поворотах, но неуклонно поднимался в гору.

Сзади доносился быстрый голосок, две девушки негромко, но внятно вели беседу. Ларик не хотел прислушиваться, но волей-неволей приходилось.

— Я вот ходила последнее время с пауком на ноге, и гнобила мастера, почему он сделал мне его, почему не отговорил, ведь видел меня и как мог позволить поднять руку и сделать мне это? И думала ещё, а почему сама захотела? А потому что соскучилась по ощущениям, потому что жизнь тогда ощущаешь ярче.