Давным-давно – наверное, тысячу лет назад, или даже две, или вообще, как в сказке из книжки – небо было голубое-голубое, трава – ярко-зелёная, и июньские одуванчики тут и там сияли маленькими солнышками. А ещё были оранжевые мандарины на Новый Год, сине-зелёная прозрачная вода в бассейне и белый снег за огромными окнами, веселые прогулки по лесу на лыжах и катание на снегоходе. А ещё осенние красные и желтые мокрые кленовые листья, от которых идёт удивительный, ни на что не похожий запах. А весной – испытания корабля с радиоуправлением на вскрывшемся ото льда канале, душистые почки на деревьях, цветущие каштаны, и сирень, и восхитительное предчувствие близости летних каникул. А Димка был, наверное, самым радостным человеком в мире.
А потом вдруг в дом ворвалось горькое горе. Димкин папа был офицером полиции, и как-то раз не пришел с работы домой. Только маме вечером позвонили по телефону, она вся побелела, потом бросилась одеваться и вызывать такси. Димку она без объяснений отправила к соседке, пенсионерке Клавдии Петровне, пообещав вернуться как можно скорее. Однако до полуночи так и не вернулась, и Клавдия Петровна разложила для сонного и расстроенного Димки кресло-кровать. На следующее утро мальчик не пошел в школу, но совсем этому не обрадовался – он чувствовал, что на свете происходит что-то ужасное, и ему было страшно. Мама приехала только на второй день, заплаканная и сама не похожая на себя, а с ней – два папиных друга с работы, тоже офицеры.
Потом были похороны. Дверь в квартиру была отперта, и в пропахшую воском и пластмассовыми цветами комнату, где стоял гроб, шли и шли люди, в основном Димке совершенно незнакомые. Они о чём-то тихо говорили с мамой, многие женщины плакали. Мама не плакала, потому что уже больше не могла, а Димка не плакал, потому что был в каком-то нереальном трансе, будто под гипнозом. Происходящее казалось ему ужасным сном, который нужно просто перетерпеть, а когда он кончится, всё будет как раньше. И только на кладбище, когда папу накрыли крышкой и неприятного вида мужик начал заколачивать её гвоздями, Димку вдруг охватил такой ужас, что во рту стало горько и зазвенело в ушах. А потом в голове у мальчишки будто взорвался горячий багровый шар – и Димка потерял сознание.
Когда через неделю мальчик снова пошел в школу, мир вокруг уже был совсем не таким. Ничто в нём не трогало, не пробуждало интереса, не притягивало глаз. Даже листья и цветы казались фальшивыми и пахли воском – в точности как те, которые были на венках вокруг папиного гроба. В классе Димка сидел, как пришибленный; учительница не вызывала его к доске, не ругала за ошибки и не давала никаких заданий и поручений. Одноклассники и одноклассницы Димку жалели и старались как-то подбодрить, звали играть с собой – но в ответ он только тихо говорил «спасибо, не надо, я потом» и отходил в сторону. Сорвался Димка только один раз на уроке физкультуры – когда учительница начала хлопать в ладоши и скомандовала: «а теперь все вместе, побежали, ну-ка, весело-весело!». При слове «весело» отчего-то подкосились ноги, и мальчик расплакался так, как ещё никогда в жизни не плакал. Его буквально трясло. Перепуганная физкультурница побежала за классной, классная позвонила маме, а мама пришла через полчаса и забрала Димку домой.
На другой день классная руководительница отвела Димку к школьному психологу. Психолог усадила мальчишку на стул перед собой и начала с сочувственным лицом задавать совершенно идиотские вопросы. Потом достала какие-то бланки, карточки и пластмассовые фигурки и предложила «поиграть в игру». Димка горячо и отрицательно замотал головой. В том новом сером мире, который окружал мальчика, невозможно было играть. Ни в футбол, ни в настолки, ни в компьютер, ни даже музыку на пианино. Хотя музыка на пианино бывает и печальная – она Димке нравилась, но так играть он ещё не умел. На уроке в музыкальной школе он запутался в нотах, а потом вдруг сбивчиво попросил учительницу сыграть что-нибудь «грустное-грустное». Учительница посмотрела на него, потом почему-то обняла и погладила по голове, а потом села за пианино и заиграла. Димка пересел за стол, положил голову на руки и слушал. Музыка казалась живым существом, которое понимало мальчишку и его беду намного лучше, чем люди.
Единственным исключением из этого правила была мама – Димка с мамой понимали друг друга так, как могут понимать только самые близкие, пережившие общее горе. За уроки мальчик садился сам, безо всяких напоминаний, а мама обязательно покупала к ужину самые любимые Димкины лакомства – безо всяких просьб. После ужина мама часто садилась за компьютер и начинала подолгу просматривать старые фотографии. Димка пододвигал стул, садился рядом, укладывал голову маме на колени и тоже смотрел на монитор. Они ничего не говорили друг другу, просто молча вместе смотрели и плакали. Фотографии в компьютере казались картинками из другого, давно утраченного сказочного мира, который, будто по заклинанию злой волшебницы, исчез навсегда, оставив о себе лишь вызывающие слёзы воспоминания.
Иногда, приблизительно раз в месяц, в гости приходили папины друзья с работы – офицеры полиции. Обычно это были дядя Андрей или дядя Слава. Они подолгу сидели на кухне и беседовали с мамой, и всегда приносили с собой для Димки гостинцы – игрушки, книжки, сладости. Иногда они начинали расспрашивать Димку – так, ничего особенного, про настроение, про «как дела» и про учёбу в школе. Димке почему-то казалось, что глаза у них какие-то виноватые, как будто они с ним раньше поссорились, а теперь пытаются снова помириться… Как-то раз дядя Андрей принёс в подарок просто нереально крутой танковый бой – в классе у ребят такого точно ни у кого не было. Димка сказал «спасибо» и «мне очень нравится», и даже немного поиграл с дядей Андреем – вообще говоря, играть совсем не хотелось, но мальчик понимал, что иначе взрослому будет обидно… Наконец, загнав свой танк под диван и отложив в сторону пульт, Димка спросил:
– Дядя Андрей, а Вы можете подарить мне пистолет?
Мама пошевелилась, сидя в кресле. Мужчина тоже выключил свой пульт от танка и серьёзно ответил:
– Дим Димыч, пистолет – штука непростая, и детям как бы не положена. Зачем она тебе?
Димка отвернулся к стене, поковырял пальцем обои, а потом сказал совсем тихо:
– Тогда я бы нашел тех, которые убили папу, и застрелил…
Дядя Андрей почему-то смутился, потом встал, смешно опустился на четвереньки и полез, как мальчишка, доставать Димкин танк из-под дивана. Затем поднялся, подошел к столу, аккуратно поставил на него оба танка – так, что стволы их пушек смотрели друг на друга. Наконец, повернулся в сторону окна, и ответил, как бы ни к кому не обращаясь:
– Тварей этих мы отыщем, брат. Надо будет – не только застрелим, а даже хуже… А про пистолет я с ребятами подумаю, если мама, конечно, не будет против.
Мама почему-то тоже отвернулась и посмотрела в окно:
– Мама будет против. Только разве вы, мальчишки, слушаете маму, если речь идёт о пистолетах?
Пистолет Димка получил в подарок на следующей неделе. Пневматический, для спортивной стрельбы, но совсем-совсем как настоящий «Макаров». Тяжёлый, железный, с обоймой, которая вставляется в рукоятку. А с ним – мишень с пулеуловителем, тоже из металла. Только вместо патронов – пластмассовые шарики.
Мама сказала:
– Давай договоримся так: шариками стрелять в мишень будешь только если я дома и рядом. А чтобы просто играть – играй сколько хочешь, но обойму я буду вынимать и прятать. Не обидишься?
Димка вздохнул и согласился. Без обоймы пистолет был не таким тяжелым и казался ненастоящим – но мальчик углядел у мамы небольшую пластмассовую коробочку, которую выпросил и тут же набил гайками от конструктора. Коробочка влезла в рукоятку пистолета, будто там и была – и оружие обрело вес, и снова стало оттягивать руки, как боевое. Весь вечер Димка носил пистолет при себе, а вечером затащил в кровать, сунул под подушку и крепко обхватил руками.