Обмен любезностями похоже разбудил что-то в памяти Кляйншмидта. Он захихикал столь бесцеремонно, что все обратили свои взоры в его направлении.
«Это напомнило мне кое-что, что я видел в парижском бистро», — сказал он. «Я сидел там сам по себе, а напротив меня был негр со шлюхой, которая теребила его штуку под столом. Да вы знаете, какие они там, в Париже — свободные и раскрепощенные».
Радемахер утвердительно кивнул с видом знатока.
«В конце концов негр стал пыхтеть и закатывать глаза. Верно, сказал я сам себе, давай посмотрим. Я отодвинул кресло назад как раз вовремя, чтобы увидеть, как негр кончил — все мои башмаки обрызгал!»
«Да ты шутишь!» — произнес Вихманн.
«И что же ты сделал?» — заинтересованно спросил Радемахер.
«Я? Схватил свою тарелку с луковым супом и вылил её негру на эту штуку. Слышали бы вы, как он завопил! Они удрали с быстротой молнии, эти двое».
Радемахер все еще изумлялся. «Боже милостивый, и чего только не услышишь…»
Вихманн, до которого наконец дошел смысл истории, откинулся назад и покачал головой.
«Французы — грязные свиньи, больше ничего не скажешь».
Протестующее фырканье донеслось с койки гардемарина, но трое товарищей по столу не обратили на него никакого внимания.
Прошло добрых пятнадцать минут, прежде чем молчание наконец воцарилось в старшинской.
Новый матрос центрального поста подавал мало надежд и уже заслужил несколько порицаний от своего старшины.
Большинство из команды были настроены против него, потому что он посвящал свое свободное время брошюрам в черных обложках, вместо того, чтобы резвиться с остальными шутами из носового отсека. Казалось, он полностью изолировал себя своими лицемерными манерами, и его случайные высказывания в самовосхвалении встречали отпор в виде «Отвали, Викарий!» или «Иди, найди другого лодыря и присосись к нему».
Арио проявлял особенную неприязнь к новому матросу.
«Он и его чертово важничанье! Влиться в общую работу и не портить строй, вот все что ему надо делать».
Однажды, когда я был в носовом отсеке, я узнал от Арио, что брат старшего торпедиста Хакера был в тюрьме. Ему было двадцать два года, лишь на год больше, чем Хакеру. Очевидно, он отомстил вредному соседу, опилив пять его фруктовых деревьев.
Арио выразил это следующим образом: «Сделаешь дереву обрезание таким образом, и ему конец».
Я приподнял брови: «Наверняка в тюрьму за это не посылают?»
«Сейчас посылают. Это называется «нанесение ущерба пищевой свободе германской нации» — саботаж, попросту говоря».