Тверской Баскак. Том Второй

22
18
20
22
24
26
28
30

Приобняв его за плечи, разворачиваю обратно.

— Успеешь еще, лучше скажи, сколько с деревеньки сей налогу то сняли за этот год. — Смотрю прямо в его честнейшие глаза. — У тебя же, я знаю, идеальная память. Ты все цифры наизусть помнишь.

— В этом году⁈ — Почувствовав неладное, Генрих сделал вид, что вспоминает.

В этот миг я понимаю, что этого человека подвела жадность. Если бы он не тянул с крестьян больше положенного, то я еще долго ничего бы не узнал. Это переполняет чашу моего терпения.

— В этом году, в этом! — С этими словами мой кулак впечатывается новоявленному банкиру прямо в подбородок.

Закатываются белесые глазки, башка отлетает назад как бильярдный шар, и сам Генрих с грохотом валится куда-то за стол.

Удар у меня поставлен, и нокаут при таком попадании обеспечен, но живучесть этого человека не уступает его жадности. Не успев грохнуться на пол, он тут же вскакивает и на коленях ползет ко мне.

— Пощади! Не со зла я! Все верну! Пощади!

Я так зол на свою доверчивость и беспечность, что ударом ноги вновь отправляю его на пол.

— Повешу, собака! — Рычу над сжавшимся человечком. — Повешу прямо на площади, чтобы никому больше не повадно было.

— Пощади, герр консул! — Скулит, заливаясь слезами, мой бывший банкир, а я в этот момент успеваю подумать.

«Вот повешу этого гада, а кто работать тогда будет⁈ Кто эту лямку потянет⁈»

Думаю и понимаю. Нет, не повешу! Деньги из него, конечно, все вытрясу, может, покалечу сейчас, но не повешу. Даже хуже того, в говне искупаю, но потом все равно на это же место верну. Потому как заменить этого мерзавца совершенно некем, а самому этим заниматься… Ну если разорваться только!

Со злым удовлетворением впечатываю ногой в скрюченное тело, и под жалостливое завывание у меня в голове появляется резонная мысль.

«Кадры надо свои готовить! Кадры решают все!»

Часть 2

Глава 11

Мягкое спокойное течение сна вдруг замельтешило яркими, нервными картинками, и где-то в самой его глубине вспыхнуло тревожно-будоражащее видение. Оно смутно, непонятно и своим нервным накалом прогоняет всякое желание спать.

Открываю глаза и вижу склоненное надо мной лицо Иргиль. Демонстративно переворачиваюсь на другой бок и ворчу, уткнувшись в подушку.

— Милая, я же просил тебя не будить меня таким дьявольскими способом.