Староста пожал плечами, отрицая, что что-то подобное могло прийти на ум девушке и гостю.
Так тянулось снова, только староста усердней наблюдал за ребёнком и хмурился, заметив, что было в действительности. Не сказал ничего, но подумал, что когда Куно захочет ехать, задерживать его не будет.
Наполовину шуткой, наполовину правдой начался у камина разговор о различных браках. Стояла Офка за стульчиком матери и слушала.
Староста громко и чётко произнёс, что дочери бы чужаку не отдал, хотя бы был королевичем, только собственному земляку; чужаку ни за что.
Не заметили, как девушка и граф украдкой посмотрели друг на друга и разговор остался прерванным.
Нахмурился Куно, на ужине был молчаливый, что-то говорил об отъезде, не просили его уже остаться – и это что-то значило. Таким образом, на следующий день начали собираться в дорогу.
Назавтра Старостина заметила на глазах дочки следы слёз, смытых холодной водой; девушка объясняла, что из камина дымило и дым в красивые глазки въелся.
Третьего дна на рассвете, когда ещё староста спал, прибежали его разбудить со страшной новостью, что граф исчез, а с ним и дочка сбежала.
Отправили погоню. Мать в слезах ломала на пороге руки. Мшщуй, ударяя по полу палкой, проклинал немца, Брохоцкий кричал, что змею отогрел на груди.
Не помогла погоня. Пришли на неделе письма, что граф на Офке женился в Кракове и умолял о прощении.
Нечего было уже делать, только благословить. Так и случилось. Выслали посланника, чтобы их вернули. Упали оба на крыльце в ноги родителям, которые поплакали… Мшщуй молчал.
– Что случилось, измениться не может, – сказал Брохоцкий. – Видно, было так предначертано, чтобы эти роды друг с другом соединились: свершилась воля Божья.
Только Мшщуй на том настаивал, чтобы и капля польской крови не впиталась в немецкую, чтобы к фамилии Дингеймов прибавить Брохоцких, и чтобы с Рейна уехали и ближе к родителям жили. И отпустил им позже староста значительные имущества, а тот замок на Рейне медленно разрушался, и внуки, по-видимому, уже избавились от него, ибо там, помимо птиц и куниц, никто уже жить не мог. Стоит он ещё сегодня живописной руиной, а о злой невестке рыбаки рассказывают переделанную повесть, к которой каждые полвека что-то прибавляют… как на старом дереве вырастают всё новые ветви.
1882
Примечания
1
Из грязи Мариенбург (
2
Глухарь (