Толковая Библия. Ветхий Завет. Книги неканонические.

11. Итак кто должен более печалиться, как не та, которая потеряла толикое множество, а не ты, скорбящая об одном? 12. Если ты скажешь мне: «плач мой не подобен плачу земли, ибо я лишилась плода чрева моего, который я носила с печалью и родила с болезнью; 13. а земля — по свойству земли; на ней настоящее множество как отходит, так и приходит»: 14. и я скажу тебе, что как ты с трудом родила, так и земля дает плод свой человеку, который от начала возделывает ее.

14. «Как ты родила сына со скорбью, так и земля дала Создавшему ее (ei qui fecit eam) свой плод — человека (fructum suum hominem)».

15. Посему воздержись теперь от скорби твоей и мужественно переноси случившуюся тебе потерю. 16. Ибо если ты признаешь праведным определение Божие, то в свое время получишь сына, и между женами будешь прославлена.

16. Трудно сказать, идет ли здесь речь о воскресении сына, или просто предсказывается рождение нового сына, благодаря чему она будет окружена прежней славой.

17. Итак возвратись в город к мужу твоему. 18. Но она сказала: не сделаю так, не возвращусь в город, но здесь умру. 19. Продолжая говорить с нею, я сказал: 20. не делай этого, но послушай совета моего. Ибо сколько бед Сиону? Утешься ради скорби Иерусалима. 21. Ибо ты видишь, что святилище наше опустошено, алтарь наш ниспровергнут, храм наш разрушен, 22. псалтирь наш уничижен, песни умолкли, радость наша исчезла, свет светильника нашего угас, ковчег завета нашего расхищен, Святое наше осквернено, и имя, которое наречено на нас, едва не поругано, дети наши потерпели позор, священники наши избиты, левиты наши отведены в плен, девицы наши осквернены, жены наши потерпели насилие, праведники наши увлечены, отроки наши погибли, юноши наши в рабстве, крепкие наши изнемогли; 23. и что всего тяжелее, знамя Сиона лишено славы своей, потому что предано в руки ненавидящих нас.

21–23. Жгучая скорбь, которая чувствуется за словами автора, побуждает видеть в них отголосок второго разрушения Иерусалима Титом, очевидцем которого был автор. На Израиле было наречено имя Божие. Как известно, наименование Израиля дано было самим Богом Иакову и его потомству (Быт XXXII:28). В латинском вместо знамени идет речь о печати (signaculum) Сиона, у которой отнята былая слава и которая находится в руках язычников. Здесь разрушается государственная печать, как символ самостоятельности Иерусалима. Передача кольца с государственной печатью означала вручение власти новому его обладателю (Быт XLI:42; Есф III:10; VIII:2; 1 Мак VI:15). Гильгенфельд несправедливо выдвигает эту подробность в доказательство того, что Иерусалим и храм во время написания книги продолжали существовать и лишь подпали под власть Рима. Так как выше отчетливо говорится о гибели города, сожжении храма и рассеянии евреев, то отдавать предпочтение этому замечанию общего характера перед подробной картиной нет достаточных оснований. В упоминании ковчега завета нельзя усматривать доказательство того, что автор разумеет здесь первое разрушение Иерусалима (Merx. Protestantische Kirchenzeitung, 1863, № 37. S. 826–827. Hilgenfeld. Messias Judaeorum, 80). Правда, во втором храме ковчега завета не было. Однако, второстепенное положение, которое отводится ковчегу завета среди прочих принадлежностей храма, свидетельствует о том, что автор вовсе не связывает с ним того центрального значения, какое он занимал в древнем еврейском культе, до разрушения Иерусалима Навуходоносором.

24. Посему оставь великую печаль твою, и отложи множество скорбей, чтобы помиловал тебя Крепкий, и Всевышний даровал тебе успокоение и облегчение трудов. 25. При сих словах моих к ней, внезапно просияло лице и взор ее, и вот, вид сделался блистающим, так что я, устрашенный ею, помышлял, что бы это было.

25. Откр XXI:9–XXII:5; XII:1–2.

26. И вот, она внезапно испустила столь громкий и столь страшный звук голоса, что от сего звука жены поколебалась земля. 27. И я видел, и вот, жена более не являлась мне, но созидался город, и место его обозначалось на обширных основаниях, и я устрашенный громко воскликнул и сказал:

27. В восточных переводах идет речь о созданном уже, застроенном зданиями городе (civitas aedificata). Небесный Иерусалим переносится на землю в совершенно готовом виде (XII:44), без участия человеческих рук.

28. где Ангел Уриил, который вначале приходил ко мне? ибо он привел меня в такое исступление ума, в котором цель моего стремления исчезла, и молитва моя обратилась в поношение. 29. Когда я говорил это, он пришел ко мне; 30. и увидел меня, и вот, я лежал, как мертвый и в бессознательном состоянии; он взял меня за правую руку, укрепил меня и, поставив на ноги, сказал мне:

28–30. Автор хотел узнать будущую судьбу Израиля (IX:29–37). Вместо ответа он созерцает видение, которое бессилен разгадать ограниченный человеческий разум. Таким образом, все его моления оказались тщетными, так как видение не достигло цели, а лишь повергло пророка в еще больший ужас перед неизвестностью ожидающей еврейский народ участи. Он падает на землю, как мертвый, и сознание покидает его. Затем начинаются мучительные усилия постигнуть смысл происшедшего.

31. что с тобою? отчего смущены разум твой и чувства сердца твоего? отчего смущаешься? 32. Оттого, отвечал я ему, что ты оставил меня, и я, поступая по словам твоим, вышел на поле, и вот увидел и еще вижу то, о чем не могу рассказать. 33. А он сказал мне: стой мужественно, и я объясню тебе. 34. Говори мне, господин мой, сказал я, только не оставляй меня, чтобы я не умер напрасно; 35. ибо я видел, чего не знал, и слышал, чего не знаю. 36. Чувство ли мое обманывает меня, или душа моя грезит во сне? 37. Посему прошу тебя объяснить мне, рабу твоему, это исступление ума моего. Отвечая мне, сказал он: 38. внимай мне, и я научу тебя, и изъясню тебе то, что устрашило тебя: ибо Всевышний откроет тебе многие тайны. 39. Он видит правый путь твой, что ты непрестанно скорбишь о народе твоем и сильно печалишься о Сионе. 40. Таково значение видения, которое пред сим явилось тебе: 41. жена, которую ты видел плачущею и старался утешать, 42. которая потом сделалась невидима, но явился тебе город созидаемый, 43. и которая тебе рассказала о смерти сына своего, вот что значит: 44. жена, которую ты видел, это Сион. А что сказала тебе та, которую ты видел, как город только что созидаемый, 45. что она тридцать лет была неплодна, этим указывается на то, что в продолжение тридцати лет в Сионе еще не была приносима жертва.

45. В печатном тексте Вульгаты время, в течение которого на Сионе не приносилось жертвы, определяется в 30 лет. Это чтение принимает Визелер (285–286), отмечающий мистическое значение, придаваемое данной цифре в других местах книги (III:1, 29). По его мнению автор имеет в виду годы, протекшие от захвата Иерусалима Давидом у иевусеев до основания храма Соломонова. Иерусалим сделался городом Божиим только при Давиде. Однако, замечаемое здесь стремление провести полную параллель между годами неплодия жен и временем, когда Сион оставался без жертвоприношений, не позволяет признать это чтение первоначальным. Это была лишь неудачная попытка вложить смысл в темное выражение древнего латинского текста: «три года по веку» (anni seculo tres). В восточных переводах говорится о 3 000 лет. Возможно, что латинский переводчик связывал со словом «век» мысль просто об обширном периоде времени, подобно тому как он пользуется им для обозначения настоящей и будущей жизни. «Три дня» употребляется в апокалиптической письменности в таинственном смысле. Ван-дер-Улис, Гфререр (II, 73) и Лике (175–176) в видах соглашения латинского текста с восточными переводами объединяют теперешнее чтение Вульгаты с чтением рукописей и предполагают, что автор говорит о 30 столетиях (anni seculo triginta). Большинство исследователей склоняется в пользу восточных переводов, видя здесь указание на число лет, протекшее от творения мира до сооружения Соломонова храма (Гутшмид, Гильгенфельд, Фолькмар, Вельгаузен, Гункель). Так как указываемая автором цифра расходится со счислением как греческой Библии, где она определяется в 4 227 лет, так и еврейской, где она уменьшена до 3 146 лет, то приходится предположить, что автор следовая хронологической системе Флавия и христианских летописцев. Флавий считает от сотворения мира до потопа 1 656 лет, от потопа до Авраама 365, от Авраама до выхода из Египта 430 и от Моисея до построения храма 592 года. Таким образом от создания мира до построения первого храма протекло 3 043 года. Если же допустить, что время Египетского плена автор на основании книги Бытия (XV:13; ср. 3 Езд VII:28) считает в 400 лет, то вся цифра понижается до 3 013 лет.

46. По истечении тридцати лет неплодная родила сына: это было тогда, когда Соломон создал город и принес жертвы.

46. Построение Иерусалима и храма приписывается Соломону. Эта ошибка объясняется тем, что в сознании автора город Божий был неотделим от храма. Только построение храма, произведенное Соломоном, придало Иерусалиму значение постоянного политического и религиозного центра для Палестины. В этом смысле можно было назвать Соломона основателем Иерусалима. В его мирное правление город украсился богатыми зданиями и далеко превосходил своим великолепием отнятую Давидом у иевусеев крепость.

47. А что она сказала тебе, что с трудом воспитала его, это было обитание в Иерусалиме.

47. Воспитание сына, стоившее матери многих трудов, сопоставляется с тою жизнью, которая кипела в Иерусалиме до его падения. Трудности, с которыми связано было его существование, объясняются, с одной стороны, часто повторявшимися случаями уклонения народа в идолопоклонство, с другой — нападениями врагов и внутренними смутами, не раз грозившими дальнейшему существованию города.

48. А что сын ее, как она сказала тебе, входя в чертог свой, упал и умер, это было падение Иерусалима. 49. И вот, ты видел подобие ее, и как она скорбела о сыне, старался утешать ее в случившемся: то надлежало открыть тебе о сем. 50. Ныне же Всевышний, видя, что ты скорбишь душею и всем сердцем болезнуешь о нем, показал тебе светлость славы его и красоту его. 51. Для сего-то я повелел тебе жить в поле, где нет дома. 52. Я знал, что Всевышний покажет тебе это; 53. для того и повелел, чтобы ты пришел на поле, где не положено основания здания. 54. Ибо не могло дело человеческого созидания существовать там, где начинал показываться город Всевышнего.

51–54. Учение о небесном Иерусалиме, сходящем на землю без участия человеческих рук, явилось в иудействе после второго разрушения его (Gfrorer, I, 74–75). Усматривать здесь Иерусалим, застроенный трудами Ездры и Неемии (Шавров, 113), не позволяет царившее у евреев убеждение, что второй Иерусалим был лишь слабой тенью первого.

55. Итак не бойся, и да не страшится сердце твое, но войди и посмотри на светлость и великолепие созидания, сколько могут видеть глаза твои. 56. После того услышишь, сколько могут слышать уши твои.

55–56. Ослепительная картина небесного Иерусалима, открывающаяся перед взорами Ездры, настолько превосходит пределы человеческого восприятия, что он может дать себе отчет только в известной части виденного и слышанного им. Остальное остается для него недоступным (ср. 2 Кор XII:4; 1 Кор II:9).

57. Ты блаженнее многих и призван к Всевышнему, как немногие. 58. На завтрашнюю ночь оставайся здесь, 59. и Всевышний покажет тебе видение величайших дел, которые Он сотворит для обитателей земли в последние дни. 60. И спал я в ту ночь и в следующую, как он повелел мне.

Глава XI

Описание орла, поднимающегося из моря (1–6). Правление двенадцати больших крыльев и двух придаточных крыльев (7–23). Покушения на господство четырех придаточных крыльев (24–28). Владычество трех голов орла (29–36). Явление льва и его обличительная речь к орлу (37–46). 1. И видел я сон, и вот, поднялся с моря орел, у которого было двенадцать крыльев пернатых и три головы.

1. Пророк видит во сне орла, поднимающегося из недр моря (de mari). У орла 12 крыльев и три головы. Восемь придаточных крыльев, играющих второстепенное значение, пока не названы. Символ орла употреблялся в приложении к монархии как на Востоке, у ассириян и персов, так и на Западе, у римлян. У еврейских пророков он применяется как к целой монархии, так и к отдельным лицам. Иезекииль изображает под видом орла халдейскую (XVII:3, 12) и египетскую монархию (XVII:7, 15); Иеремия — вавилонского царя Навуходоносора (XLVIII:40; XLIX:22). В книге Даниила первой мировой монархии, созерцаемой под символом льва, приписываются орлиные крылья (VII:4). В Римской империи изображение орла употреблялось в качестве государственного герба на знаменах и монетах. Со времени Ирода Великого оно помещалось на самом Иерусалимском храме и на иудейских монетах. В этом символе царственной птицы автор хотел оттенить, с одной стороны, необычайную мощь и силу Римской империи, царившей почти над всем миром, с другой, ее хищнические наклонности. Орел выходит из моря подобно четырем зверям Даниила (VII:3). Из той же книга взяты главные составные части видения: крылья и головы. У Даниила третий зверь — барс имеет 4 птичьих крыла и 4 головы (VII:6).

2. И видел я: вот, он распростирал крылья свои над всею землею, и все ветры небесные дули на него и собирались облака.

2. В видении Даниила точно так же на великом море, откуда выходят четыре зверя, борются все четыре ветра небесных (VII:2). Несмотря на бурю, орел плавно взмывает над морем и достигает облаков.

3. И видел я, что из перьев его выходили другие малые перья, и из тех выходили еще меньшие и короткие.

3. Происходящее на глазах Ездры появление малых или придаточных крыльев аналогично возникновению среди 10 рогов четвертого Даниилова зверя одного небольшого рога (VII:8). Название составных частей видения в латинском тексте не отличается отчетливостью. 12 больших крыльев носят вначале имя «крыльев пернатых» (alae pennarum) или просто «крыльев» (alae). В присоединенном к слову alae эпитете Фолькмар видит или поэтическое украшение, или желание устранить возможность понимания его в смысле крыла войска. Как бы то ни было, но прибавка повлияла неблагоприятно на дальнейший текст, почему нередко (XII:7, 12–13, 18, 20) вместо крыльев ошибочно идет речь о перьях. Второстепенная часть видения в латинском переводе тоже носит имя перьев (pennae) или перышек (pennacula), вследствие чего разница между 12 первоначальными крыльями и 8 вновь появившимися придаточными крыльями совершенно исчезает. В восточных переводах — сирском, арабском и армянском органы, вырастающие на теле орла впоследствии, названы «меньшими, тонкими и короткими крыльями» (alae minutae et exiles et modicae, Syr.). Различие их от 12 больших крыльев в латинском тексте выражается в наименовании их «противоположными перьями» (contrariae pennae), «меньшими и короткими перышками» (in pennaculis minutis et modicis, XI:3) и «подкрылиями» (subalares, XI:31; XII:19). По предположению Гутшмида (241–242) первое из этих названий намекает на то, что они отделяются от главных перьев и занимают по отношению к ним перпендикулярное положение. Однако, гораздо естественнее считать его неточным переводом греческого слова άντιπτέρυγες или άντίπτερα. Греческий префикс άντι, отмечая второстепенное значение придаточных крыльев, в то же время должен был указывать на положение, занимаемое выведенными под этим символом лицами, к правителям, изображенным в виде 12 больших крыльев. Если под большими крыльями разумеются в большинстве случаев (XI:21) законные носители власти, действительно занимавшие царский трон (πτέρυξ = βασιλεύς), то за придаточными или малыми крыльями скрываются претенденты на престол и узурпаторы, стремившиеся овладеть престолом (άντιπτέρυξ = άντιβασιλεύς). Такого взгляда держатся Фолькмар (152–153), Гильгенфельд (Judische Apokatyptik, 204–205) и Гункель (390). Визелер (271–272) объясняет это название в том смысле, что малые крылья помещаются напротив больших, занимающих, по-видимому, правую сторону орла (XI:12). Греческое слово άντιπτέρυγες, равно как и латинское название subalares, по его мнению, указывает на зависимое, подвластное положение, занимаемое малыми крыльями по отношению к большим. Но в самом видении вся разница между ними ограничивается лишь кратковременностью царствования или неудачею притязаний на престол лиц, изображенных в виде малых крыльев. Поэтому теории Гфререра (I, 88–91), Визелера (271–281) и Кабиша (164), видящих в 8 малых крыльях правителей Палестины из династии Ирода, или вождей последнего иудейского восстания, не отличаются убедительностью.

4. Головы его покоились, и средняя голова была больше других голов, но также покоилась с ними.

4. После краткого указания главных признаков орла (XI:1) автор останавливается на них с большею подробностью (XI:3–4). Он различает большие и малые крылья и головы. Характерно, что цифра придаточных крыльев все еще не названа. Этим автор хочет сказать, что он схватывал частности видения не сразу, а постепенно, по мере того, как всматривался в орла, парившего высоко в небе. — Три императора из дома Флавия представлены под образом трех голов орла, потому что они своим разрушением Иерусалима довершили и возглавляли те беззакония, которые творились Римом над беззащитной Иудеей. Иудея была как бы проглочена ими. Три головы сохраняют покой (лат., сир.), или молчание (эф., ар., арм.). Спокойствие их при виде отделяющихся от 12 главных крыльев придатков намекает на то, что претенденты на престол и узурпаторы могли играть известную роль лишь с молчаливого согласия или благодаря бездействию Флавиев. В молчании их можно, в частности, видеть указание на замкнутый характер главы династии — Веспасиана. Когда по смерти Нерона римский престол сделался игрушкой в руках полководцев, терявших его с той же быстротой, с какой овладевали властью, Веспасиан ни одним действием не обнаружил своих честолюбивых замыслов. Xотя по свидетельству Флавия еще в 68 г. все видели в нем будущего императора, но он с необычайной готовностью присягал на верность целому ряду императоров: Гальбе, Оттону и Вителлию. Несмотря на просьбы друзей, он не только не препятствует Гальбе занять престол, но даже посылает к нему Тита для оказания императорских почестей. Ту же сдержанность проявил он и по смерти Гальбы. Даже тогда, когда паннонские легионы провозгласили его императором и встретили поддержу себе в Египте и Сирии, он упорно медлил занятием трона (Volkmar, 340). Возможно, кроме того, что имя последнего императора из дома Флавиев будит в уме автора-семита мысль о молчании. На еврейском и халдейском языках начальные три буквы имени Домициана «dom» означают «молчание». В то время склонны были придавать таинственное значение начальным буквам. Умершие уже ко времени появления книги Веспасиан и Тит могли быть названы молчащими по примеру оставшегося в живых Домициана (Gfrorer, 87–68. Wieseler, 269). Под средней головой разумеется Веспасиан, как родоначальник династии. Три головы орла, действующие в союзе между собою, точно воспроизводят отношения между Веспасианом, Титом и Домицианом. Желая обеспечить престол за своим родом Веспасиан в самом начале объявил обоих своих сыновей цезарями, а вскоре после этого сделал Тита своим соправителем. На общественных празднествах он обычно являлся среди сыновей. Такую картину представляло по словам Флавия триумфальное шествие по случаю взятия Иерусалима Титом. На монетах, относящихся к царствованию Веспасиана, обычно помещаются все три члена Флавиева дома, отец на лицевой стороне, а сыновья на обратной.

5. И видел я: вот орел летал на крыльях своих и царствовал над землею и над всеми обитателями ее. 6. И видел я, что все поднебесное было покорно ему, и никто не сопротивлялся ему, ни одна из тварей, существующих на земле. 7. И вот, орел стал на когти свои и испустил голос к перьям своим и сказал: 8. не бодрствуйте все вместе; спите каждое на своем месте, и бодрствуйте поочередно, 9. а головы пусть сохраняются на последнее время. 10. Видел я, что голос его исходил не из голов его, но из средины тела его.

7–10. Орлы, выведенные в книге пророка Иезекииля (XVII:3, 7 по LXX), обладают когтями. Когти являются по мнению Фолькмара (342) символом римских легионов, отличавшихся своим хищничеством и жаждой крови. На них зиждется все могущество римских цезарей. Голос, выходящий перед воцарением первого крыла не из голов, как бы следовало ожидать, а из середины орла, толкование видения (XII:17–18) приурочивает к другому моменту в истории Римской империи. Здесь он играет чисто вспомогательную роль, показывая, что цари и узурпаторы, выступающие в общей картине совместно и одновременно, в действительности правят или покушаются править поодиночке, друг за другом. По мнению Гутшмида в приказании орла не бодрствовать всем крыльям вместе намекается на смену республиканского правления в Риме монархическим. С этого времени и начинается его всемирное владычество. Толкование самого пророка относит голос ко времени междуцарствия после прекращения династии Юлиев, когда с особой очевидностью предстала необходимость монархического строя для обеспечения дальнейшего существования Рима.

11. Я сосчитал малые перья его; их было восемь.

11. Речь идет о придаточных крыльях.

12. И вот, с правой стороны поднялось одно перо и воцарилось над всею землею. 13. И когда воцарилось, пришел конец его, и не видно стало места его; потом поднялось другое перо и царствовало; это владычествовало долгое время.

12–13. Пером ошибочно названо в латинском тексте большое крыло. Автор последовательно излагает историю царей, изображенных под образом 12 больших крыльев. Так как история Рима могла быть предметом его влияния лишь с того момента, когда Рим наложил свою железную руку на Иудею, то, очевидно, под большими крыльями разумеются, прежде всего, императоры из дома Юлиев и последующие правители до Веспасиана. Так как второе крыло, выделяющееся необычайным долголетием, несомненно обозначает Октавиана Августа, то за первым очевидно скрывается Юлий Цезарь. У Флавия он считается первым римским императором (Antiquitates judaicae XVIII, 2, 2; 6, 10). Такого же счета держатся Сивиллины книги (V, 10–15), римские историки — Светоний (Vitae XII Caesarum), Аврелий Виктор и Юлиан (цит. Renan. Apocalypse, 407) и христианские писатели — Феофил Антиохийский (К Автолику III, 25) и Епифаний Кипрский (De pondere et mensuris, 12). Если юридически Римская империя началась с Августа, то фактически переход от республиканского строя к единодержавному был осуществлен Цезарем. Он и пал жертвою своей идеи. Неожиданная смерть Цезаря, не оставлявшего по себе потомства была величайшей опасностью для начавшегося строя. На это событие и указывает исчезновение первого крыла без всяких следов, так что не видно было даже места его.

14. Когда оно царствовало и приблизился конец его, чтобы оно так же исчезло, как и первое,

14. Август, подобно Цезарю, не оставил после себя прямого наследника.