Только не в этот раз

22
18
20
22
24
26
28
30

В конечном итоге, его все же удалось повалить на пол и, уже там, удерживая с обоих сторон, оперативникам удалось надеть на его лицо противогазовый препарат. Его так и оставили в лежачем положении. Опытный сотрудник МУРа взял на себя обязанность по проведению пытки. Периодически зажимая «хоботок», он, таким образом, перекрывал доступ воздуха внутрь. Станислав отчаянно сопротивлялся, но, как нетрудно догадаться, сделать ничего так и не смог. Постепенно, не получая кислорода, необходимого для дыхания, он впал в состояние, близкое к обмороку, и, именно в этот момент, Киров ослабил нажатие на воздушный шланговый проходной «провод». Глебов сделал мощнейший вдох, и постепенно начал приходить в себя, осознавая происходящую вокруг обстановку. Затем процедура повторялась неоднократно.

Проделав свои попытки около десяти раз, Роман, наконец, дав подозреваемому более или менее очухаться от перенесенных страданий, вкрадчивым тоном спросил:

— Ну ты как? Готов говорить?

— Да, — словно бы из бочки ответил преступник, и энергично закивал головой в знак согласия.

— Ты убил жену? — задал вопрос полицейский не снимая намордника.

— Нет, — впадая в истерику, заорал внезапно овдовевший супруг.

— Не правильный даден ответ, — зло сжав зубы, прошипел беспощадный оперативник.

Далее процедура пытки продолжилась, прекращаясь лишь на короткие промежутки, чтобы «испытуемый», вдруг, «не отбросил копыта». Все велось к тому, чтобы тот проявил сознательность и, отвечая, дал положительное согласие на дачу признательных показаний.

«Допрос» продолжался уже четыре часа, и время близилось к девятнадцати — вечера. Наконец, подозреваемый не выдержал оказываемого на него давления и заорал так, что по рукам Кирова, удерживающего «хоботок», пробежала колеблющаяся вибрация:

— Да! Это я убил! Я все скажу! Только прекратите надо мной издеваться!

— Наконец-то, — облегченно вздохнул самопровозглашенный «палач», снимая с жертвы ставший ненужным противогаз, — а то я начал уже уставать.

Обильно вдыхая спертый тюремный воздух, показавшийся Глебову самым чистым, какой-только может быть на планете, он, вдоволь надышавшись, провозгласил:

— Я подпишу все, что угодно. Пишите, как вам надо. Я согласен на все.

— Это, не разговор, Стасик! — чуть было не обрадовавшийся Роман, снова стал впадать в неописуемую безграничную ярость, — Нам нужны все подробности!

— Да не помню я, никаких там подробностей, — рыдая обильными слезами, клялся преступник, — сказал же — я убил — как, не помню. Придумайте чего-нибудь, а я подпишу. У самого у меня, сейчас, башка не работает. «Отходняк» начинается. Уже торкает, и вот-вот «башню» накроет.

— Пусть будет так, — внезапно, словно по команде, «остыл» старший оперуполномоченный, — нам всем здесь необходим небольшой отдых и короткая передышка, а также время, чтобы все, как следует «взвесить» и надо-всем поразмыслить. Тем более, что уже поздно, и все очень устали, а как говорят у нас на Руси: «Утро — вечера мудренее». В общем, Стасик, тебе дается на раздумье одна только ночь, а завтра мы будем заниматься с тобой плодотворно: весь день и — по полной программе.

После этих слов, глаза Глебова округлились от ужаса, очевидно, он, за один мгновенно прокатившийся миг, еще раз пережил весь сегодняшний день и сопровождавший его неописуемый ужас. Роман в это самое время вызвал конвой, чтобы те увели подозреваемого в его камеру. Оставаться в этом отделении больше было бы не зачем, и напарники, выйдя на улицу, направились каждый к своей машине, чтобы следовать на «Петровку», где необходимо было представить подробный отчет о проделанной ими работе.

К начальнику они прибыли в одно и тоже самое время, так-как ехали друг за другом — след-вслед. Зайдя в кабинет к офицеру Кравцову, они обстоятельно рассказали о том, чего смогли добиться, беседуя с Глебовым, точнее о том, что не достигли совсем ничего. Руководитель внимательно ознакомившись с протоколом допроса, сделал немаловажное заключение:

— Похоже, что этот человек сказал правду.

— То есть? — не понимая к чему клонит Виктор Иванович, поинтересовался Роман.