В этот момент на помощь младшему лейтенанту пришли начальник «убойного» отдела и защитник Всезнающий. Зайдя в помещенье, Кравцов «металлическим голосом» гаркнул:
— Майор, вы что здесь за «спаринг» устроили. Вас что, даже на минуту, одних оставить нельзя?
Появление руководителя и сопровождающего его адвоката произвело некоторый «охлаждающий» эффект на обоих готовых вцепиться другому в глотку противников.
— Присядьте! — произнес Виктор Иванович тоном, каким умеют говорить только начальники так, чтобы их команды выполнялись беспрекословно.
Противоборствующие стороны немного утихомирились и выполнили отданное им грубым голосом приказание, однако, продолжая поглядывать друг на друга, словно делящие добычу зверьки, разбежавшиеся верменно в стороны, лишь для того, чтобы перевести дыхание и немного восстановить свои силы, чтобы в дальнейшем, еще с большей яростью броситься в битву. Кравцов, видя, что уже можно довести до присутствующих имеющиеся у него значимые для всех сообщения, ненавязчиво произнес:
— У меня на повестке дня две необычные новости: одна, простите за каламбур, плохая для нас и хорошая для наших гостей, другая — ни то, ни се, ни нашим, ни вашим. С какой начинать?
Все находящиеся в кабинете молчали, понимая, что сейчас им предстоит услышать нечто такое, что сразу расставит все на места.
— Тогда начну со второй, — равнодушно начал Виктор Иванович. — Пришли результаты судебно-медицинской экспертизы убитой в Царицынском парке девушки. Согласно этого заключения, смерть наступила в результате необратимых процессов, вызванных повреждением головного мозга. Проще сказать — от попадания пули.
Здесь руководитель взял небольшую паузу и убедившись, что его внимательно слушают, продолжал:
— Ну, и главная новость. Сегодня ночью в тюремной камере покончил с собой гражданин Кафтанов Алексей Германович.
— Как? — привставая со своего места, выпучил глаза Киров.
«Папа» Коля же только презрительно усмехнулся. Очевидно, для него, это нежданное обстоятельство, не было только-что вновь услышанным. Подполковник, меж тем, не замедлил ответить на поставленный перед ним вопрос старшего сыщика:
— Очень просто. Удавился собственными штанами.
Далее он уже обратился напрямую к бандиту:
— Я так понимаю, Николай Селиверстович, Вам о том, как умерла одна из ваших «шлюх», ничего не известно?
— Нахожусь в абсолютном неведении, — уверенно отвечал преступник, чуть сузив глаза, и не забыв придать лицу выражение крайней пренебрежительности.
— Однако, я, надеюсь, Вас не затруднит дать показания о том, что именно Вам известно по обстоятельствам дела, — настаивал офицер.
— Ни в коей мере, — не задумываясь согласился Раскатов, едва сдерживавшийся, чтобы не рассмеяться полицейским в лицо, — тем более, что мне и рассказывать-то особо нечего. Я ничего не знаю и, как вы правильно поняли, не понимаю.
— Тогда Вас допросит наш молодой сотрудник, — распорядился Кравцов, и обращаясь к Роману, уже на выходе из кабинета жестко «отрезал», — майор следуй за мной.
Лишь только они вышли, Бирюков достал протокол допроса свидетеля (именно такой статус теперь сохранялся за этим бандитом) и начал его заполнять. На все вопросы Раскатов давал недвусмысленные ответы. Проститутками он не заведовал, преступную деятельность не вел, никаких распоряжений кого-либо убивать не давал, и вообще, он являлся, чуть-ли не самым законопослушным и добропорядочным гражданином в этом большом и прекрасном городе. Вел абсолютно честный бизнес и пользовался авторитетом у населения, а то что его кто-то оговорил (да тем более мертвый), так что ж, такое может случиться, практически, с каждым. Важнее, по его мнению (с подсказки всезнающего адвоката), было запастись доказательствами, а уже потом склонять имя порядочного человека. На том дача показаний была благополучно закончена, и «папа» Коля, в сопровождении своего преданного защитника, покинул здание Управления МУРа.