Только не в этот раз

22
18
20
22
24
26
28
30

— Может маска? — поправил Роман, уже знавший описанье маньяка из предыдущего происшествия.

— Да кто ж его знает, авось может и маска, — сделав недоверчивым задумчивое лицо, согласился рассказчик, — только тогда получается, что она сплошная — полностью круглая и сзади, и спереди выглядит, словно тыква. Правда у нее имеется одна отличительная черта.

— Какая? — снова поинтересовался Никита, продолжая аккуратно заполнять протокол.

— В передней части у нее имеются фигурные прорези, изображающие много-концевую звездочку, сделанные на месте глаз, носа и рта. С задней же части имеется коричневая полоса, напоминающая шнуровку мяча, используемого при американском футболе.

— С описанием ясно, — сделал заключение опытный сыщик, — переходим к тому, что же ты там увидел?

— А вот это самая жуткая часть рассказа, — продолжил Берестов, еле-еле справляясь с охватившей его нервной дрожью. — Увидев это страшилище, я стал вглядываться, что же он там такое делает. Причем сначала-то, я его передней части вовсе и не увидел, так-как он был повернут ко мне задом и прикрывал своим телом то, что находится перед ним. Именно поэтому мне поначалу не было так уж жутко, я даже стал обходить его стороной, чтобы все-таки разглядеть что находится перед ним. Душа моя в это время кричала: «Беги отсюда»! Любопытство же толкало вперед, и оно взяло вверх над существующим здравым смыслом.

— То есть таким образом, — поинтересовался младший лейтенант, — вы зашли к преступнику сбоку?

— Не совсем, — не полностью согласился с замечанием оперативника великовозрастный человек, — не приближаясь к нему более чем на тридцать метров, я стал медленно смещаться к правому боку. Лишь только я смог разглядеть, чем он там занимается, меня словно током ударило. Я застыл на одном месте, не в силах пошевелиться. То, что он делал — это было поистине жутко и абсолютно кошмарно. Хоть я и не считаюсь человеком из робких десятков, но тут меня охватил не человеческий страх, а сверхъестественный ужас, потому что то, чем было занято это чудовище, как мне кажется не под силу ни одному людскому созданию.

— Вы имеете в виду то, что он разделывал свою жертву, словно баранью тушу? — не смог удержаться от вопроса молодой сотрудник, уже видевший фотографии убитой там девушки, которые, как следовало из его поведения у начальника в кабинете, не вызвали у него ничего, кроме неприятных ощущений, наполненных отвращением.

— Я бы не стал это так называть, — молвил смотритель, передернув плечами так, будто через него пропустили мощные электрические заряды, — живот он ей вскрыл совершенно спокойно, будто заправский хирург. Как мне кажется, он хотел, чтобы органы высыпались наружу, однако его ожидания не оправдались. Тогда он пришел, в такое неописуемо-разъяренное бешенство, что стал жестоко вырезать органы из вспоротой им брюшины. При чем девушка, а это была именно девушка, и достаточно полная, была в тот момент жива и находилась в сознании. Я видел, как она дергалась в предсмертных судорогах, колотивших ее совсем не хрупкое тело.

— Когда же она умерла? — поинтересовался Киров, до этого момента, что удивительно, слушавший молча этот невероятно жуткий рассказ.

— Пока изувер отрезал матку, мочевой пузырь и кишечник, — не в силах унять нервную дрожь, разъяснял Берестов, — она была еще, вроде, жива. Когда же он перешел к почкам, жертва затихла и больше уже не дергалась. В тот же самый момент, он, очевидно, задел одну из крупных артерий, так-как кровь с жертвы стала хлестать, «словно с утенка», причем основной фонтан был направлен прямо на истязателя, заливая его полностью — с пяток, до самой макушки. Он же совершенно не обращал на это внимания, продолжая свое звероподобное истязательское занятие. Вычистив ее внутренности, будто бы мясник разделал тушу свиньи, он сделал такое, что и во сне присниться не может.

— Что же это было «такое»? — удивился молодой новобранец.

— Ирод достал из своей сумки небольшие щипцы и, с их помощью, стал перерезать путы, сковывавшие ее рот. Завершив это несложное, для подонка, занятие, маньяк занялся оральным сексом с уже мертвым «расслабленным» телом. Я стоял и смотрел на это безумие, или же, точнее сказать дьявольское свето-представление, как завороженный, будто меня гвоздями прибили к тому месту, где я находился. Вдруг, он, словно что-то почувствовав, остановился и «замер» на месте. Постояв так не более двух секунд, изувер резким движением обернулся и «впился» в меня своим зловеще-пристальным взглядом, в котором, поверьте, не было ни капли жалости, либо же какого-то там сострадания. Но самое главное, что меня особенно удивило так это то, что на его одежде совершенно не было крови. Она слегка поблескивала, плотно облегая его худощавое туловище, но кровавые пятна на ней отсутствовали полностью абсолютно. Только на его жуткой тыквенной голове и наблюдались небольшие круглые капельки.

— Но как такое возможно? — сделав удивленным лицо, спросил Бирюков.

— Наверное, — задумчиво выдвинул Роман, первую пришедшую ему в голову версию, одновременно повернув к окошку свое перекошенное злобой лицо, словно пытаясь разглядеть что-то на улице, — это был какой-нибудь костюм для дайвинга, покрытый специальною смазкой, отталкивающей от себя любую попавшую в него влагу.

Сказав это, он замолчал, предоставив молодому сотруднику продолжать ведение затянувшегося допроса. Тот сразу же воспользовался безмолвием старшего опера, чтобы задать очередной просившийся наружу вопрос:

— Что же было дальше? Вы ведь что-то предприняли? Наверно хотели его задержать?

— Как бы не так, — возразил несмелый смотритель, отшатнувшись в сторону, и замахав одновременно руками так, будто его жалящим роем окружили свирепые пчелы, — стал бы я тягаться с этим «уродом». Вы посмотрите на меня: в чем душа только держится. Как вы думаете: смог бы я справиться с человеком, легко перетащившим на расстояние не менее, чем в двести метров, такое тяжелое тело?

Замечание было верным, поэтому никто из сотрудников не стал прерывать рассказа Ивана Кондратьевича. Он же, в свою очередь, стал развивать свои мысли дальше: