Только не в этот раз

Пуля, заряженная в пистолет, по случайности была разрывной и разнесла голову терроризировавшего Москву маньяка, словно бы перезревшую тыкву. Через полчаса, когда еще молодая девушка не приходила в себя, с наружной части дома послышался вой полицейских сирен, возвещавших, что время жуткого монстра, терзавшего город, закончилось.

Эпилог

Кравцов явился на место происшествия, когда прибывшие по вызову патрульных служб медработники уже привели Кирову в чувство. Предусмотрительно ее вынесли из дома на улицу, чтобы убрать из поля зрения кровавое зрелище. Она прекрасно помнила, чем закончилась эта история и, вспоминая растерзанное тело мужа, понимала, что он скончался.

Госпитализация девушке не потребовалась, она, привыкшая выживать в этом мире только своими силами, быстро оправлялась от пережитого ей потрясения. Начальник «убойного» отдела МУРа, узнав, что, в принципе, Ирина вполне адекватно оценивает окружающую обстановку, предложил ей проехать в Управление, чтобы оформить там необходимые документы.

В течении трех часов с нее снимались показания о том, что она обо все случившемся думает. За это время оперативники смогли сложить всю картину событий, произошедших в столице за последние дни. Как только официальная часть допроса была закончена, Виктор Иванович пригласил Кирову в свой кабинет. Кроме него, там находился еще профессор психологии — Павел Семенов. Первым взял слово подполковник полиции:

— Вы нас извините, Ирина, что мы Вас задерживаем, но думаю, Вам будет небезынтересно узнать все подробности этой постигшей нас всех трагедии?

— Говорите, — печально ответила девушка, находившаяся словно в каком-то состоянии невесомой прострации, — мне все равно спешить некуда.

— Ваш супруг — Роман Сергеевич, не сказать, что был абсолютно примерным сотрудником. Конечно же за ним водились и темные делишки, и превышения служебных полномочий, да и злоупотребление ими тоже. Про многие из них мы догадывались, но старались, в большей своей части, просто не замечать, ведь, в сущности, оперативник он был неплохой и беззаветно подходил к общему делу, направленному на борьбу с преступными элементами. Скольких опаснейших преступников удалось ликвидировать с его помощью. Вот и в этом нелегком деле снова не обошлось без его прямого участия. Вас лично мы разумеется тоже не забудем и не оставим без должного Вам внимания. Ведь если бы не ваше смелое, я бы даже сказал, героически-отчаянное поведение, мы, вполне, опять могли упустить этого безжалостного маньяка.

— Какая теперь разница: мужа мне этим не воскресишь, — перебила говорившего Кирова, — да, и что я такого особого сделала? Я просто спешила на помощь своему любимому мужу и, кроме того, спасала и жизнь свою тоже, ведь это «исчадие ада» сначала хотело убить меня, только у него не получилось по вполне объективным причинам, но оно вполне могло бы вернуться и закончить свое грязное дело. Жить же в постоянном страхе перед грядущей опасностью — такая постыдная перспектива меня уж точно никак не прельщает. Так-что здесь, никакой моей особой заслуги вовсе и нет. Думаю, на моем месте, так поступил бы каждый.

— Не скажите, — запротестовал Кравцов, — можете не сомневаться, что если бы не Ваше самое непосредственно-активнейшее участие, то преступнику удалось бы, в очередной раз, успешным образом скрыться. В его машине мы нашли сумку, с огромной партией «Кокаина», по минимальной нашей оценке, стоимостью не менее двух миллионов долларов. Как Вы понимаете, с такими деньгами смело можно бежать за границу.

— Только не в этот раз, — зло усмехнулась бывшая детдомовская воспитанница, «блеснув» смело глазами, и скривив гримасу отчаянной ненависти.

На некоторое время она замолчала, «погрузившись в себя» от «давившего душу» горя. Она совсем не обращала внимания на «пламенные» речи руководителя, что ее муж и она достойны награды и, что, разумеется, все хлопоты, связанные с похоронами возьмет на себя Министерство. Когда же подполковник закончил свои торжественные тирады, она словно очнувшись от долгого сна меланхолично спросила:

— Так может Вы мне все-таки объясните, как смогла в Ваши ряды затесаться эта мерзкая личность?

— Конечно, — согласился Виктор Иванович, — я и сам уже хотел переходить к этому непростому вопросу. Как нам удалось выяснить: Бирюков является выходцем из Нижнего Новгорода. В детстве он получил сильную психологическую травму от матери-алкоголички. Она считала его виноватым во всех своих семейных несчастьях, а главное в том, что от нее ушел муж-подонок. Она страшно издевалась над маленьким мальчиком и заставила, даже, фамилию взять свою, а не отца, как, собственно говоря, везде принято.

Тут подполковник прервался и за него продолжил профессор:

— Его мать умерла, когда ему исполнилось только семнадцать. Освободившись от ее тирании, за свое загубленное детство он решил съездить и наказать виновника, которым непременно считал своего непутевого горе-родителя. Свои планы парень осуществил, зверски расправившись со всей его новой семьей. У родителя же он вырезал сердце и поместил его в спиртовой раствор в стеклянную емкость, сбоку которой значилась надпись: «Папа». Уже тогда он понял, что преодолевать свой страх и природную застенчивость, ему помогает страшная тыквенная маска, за которой он, как бы, прятался от окружающих. Поэтому, одевая ее, он погружался совершенно в другой мир, где он был безжалостным, беспощадным не имеющем состраданий жестоким убийцей.

— Именно по причине наличия у отца и сына различных фамилий, — прервал психолога полицейский, — тогда и возникла проблема с розыском этого преступника, и Бирюков на причастность не отрабатывался. Он же, по исполнении восемнадцатилетнего возраста, благополучно скрылся в Российскую армию, где проходил срочную службу. Отслужив положенный срок в воздушно-десантных войсках, он остался там еще на год сверхсрочной контрактной службы, получая навыки выносливости и владения боевыми приемами.

— Наверное именно поэтому его и не удавалось быстро вырубить, или хотя бы заставить начать отступать, когда я била его всем, что попадалось мне только под руку, — вставила свое замечанье Ирина.

— Не только, — опять «включился» в беседу Семенов, — все люди, страдающие подобными психическими расстройствами, в момент наступления «кризиса», или по попросту погружаясь в некий транс своего определенного мира, становятся менее уязвимы, и намного терпимее ко всевозможным внешним воздействиям. В обычной же жизни, они ведут себя, как совершенно нормальные люди и вычислить такого больного достаточно сложно. Именно поэтому, после оставления воинской службы, он был принят в полицию, где при проверках смог легко пройти всевозможные тесты, не вызвав никаких подозрений.

Тут ученый муж прервался в рассказе, и за него продолжил Кравцов: