Кричащие часы

Чьи-то голоса вывели ее из оцепенения. Отняв от лица руки, она увидала окружавшую ее толпу людей…

— Она голая, — говорил один.

— И ее волосы украшены перьями диких птиц, — добавил другой, — наверное, она дикарка.

— Вполне возможно, — подтвердил третий, — здесь только что прошел цирковой поезд, с которого она могла свалиться.

— Цирк, поезд, — шепотом повторяла женщина, — что бы могли означать эти слова?..

Окружавшая женщину толпа все увеличивалась, и говор ее был подобен рокоту моря.

Женщина встала с земли и хотела продолжать свой путь, но с ее тела упали последние обрывки истлевшей ткани, и она предстала перед толпой совершенно нагая, подобная изваянию гениального скульптора…

Крик восторга пронесся по толпе…

В эту минуту, продираясь сквозь толпу, к женщине пробирался пожилой человек в очках, с пробковым шлемом на голове и с ранцем за плечами. У его пояса висела лакированная, в виде пенала коробочка, а в руке он держал сачок на длинной палке.

Его быстрые живые глаза, не отрываясь, жадно смотрели на что-то сверкавшее на плече Земиры.

Одним прыжком очутился он возле нее.

— Это… это… Ocypus olens[7], — шептал он, задыхаясь от волнения, — Ocypus olens, из-за которого я поехал в Египет, которого я искал долгие годы, без которого поклялся не возвращаться на родину… Слушай, дитя, — сказал он Земире, — ты бедна, у тебя нет даже платья, чтобы прикрыть свою наготу. Я дам тебе денег… много… столько, что ты на них сможешь купить целую груду нарядов, только отдай мне это!.. — и, протянув руку, он снял с плеча женщины большого блестящего жука…

Долгим странным взглядом посмотрела Земира на жука в руке иностранца… Она знала, что в этого жука перешла душа погубившего ее Эфедры, знала, что никакие силы не избавят ее от него, что он вернется к ней, хотя бы его держали за 7 замками…

Между тем, сияющий от радости иностранец, спрятав жука в лакированную коробку, достал из ранца и протянул Земире пригоршню золотых.

— Возьми, дитя, — сказал он, — и да принесет это золото радость твоему сердцу.

Земира взяла золото и, снова опустившись на землю, с любопытством рассматривала хорошенькие блестящие кружочки и с удовольствием прислушивалась к их чистому мелодичному звуку.

Неожиданно толпа, окружавшая Земиру, почтительно расступилась, и из нее вышла монахиня. Подойдя к Земире, она накинула на нее снятый с себя черный плащ.

— Пойдем, дочь моя, — сказала она, и, взяв Земиру за руку, вывела из толпы.

III

Монотонная монастырская жизнь, молчаливые монахини, тишина и покой благотворно действовали на Земиру, душа которой как бы еще не совсем очнулась от долгого небытия. Зато всякое проявление внемонастырской, новой, незнакомой ей жизни, такой сложной и загадочной, пугало и мучило ее.

Однажды, в храмовый праздник, монахини при громадном стечении народа, представляли мистерию, в которой Земира в роли Марии Магдалины была так прекрасна, что все смотрели на нее, как на божественное явление.