— Леночка, — начала мама после некоторого молчания, — Шура намекала мне на какое-то твое увлечение… Что, это серьезное что-нибудь? Скажи мне.
Я жалась к ней и молчала.
— Я вижу, что это серьезно, — вздыхает она, — и мне жаль, что не хочешь мне сказать правды.
Голос мамы полон тревоги.
— Я не знаю, что это такое, мама: увлечение или любовь… я никогда не влюблялась раньше но… но… мне страшно тяжело! — расплакалась я и все рассказала.
Мама так и всплеснула руками:
— Лена! Да от тебя ли я слышу! Ты — такая серьезная, уравновешенная, в двадцать четыре года! Если бы еще это наговорила мне Шурка! А то — ты! Как тебе не стыдно!
— Да, мне стыдно… мучительно стыдно, но… но… — и я залилась слезами.
— Мой тебе совет — взять себя в руки и не встречаться с этим господином.
— Мама, мама! Да ведь я же тебе сказала, что я не ищу встречи, а всегда его встречаю!
— Ну, Леночка, это твое воображение. Ты заработалась, переутомилась. Не выходи несколько дней одна на улицу, успокойся.
Мама долго сидела со мной в этот вечер. Она со своим обычным юмором подсмеивалась надо мною, смешила меня, и я заснула совершенно успокоенная, дав себе слово позабыть «его».
На другой день я не выходила из дома до вечера, а вечером вышла пройтись с Шурой.
Мое сердце усиленно билось. Встречу или не встречу?
Мы шли по нашей линии и только что завернули за угол, как я увидела на другой стороне знакомую фигуру.
— Шура! Шура! Смотри! — указала я его сестре.
Шура глянула на другую сторону, и потом я увидела ее широко раскрытые глаза, полные ужаса, устремленные на меня.
— Ты его видела, Шура?
— Ради Бога, Леночка, пойдем домой! — она схватила меня за руку и потащила.
— Что с тобой, Шура? — придя в себя, спросила я, еле поспевая за ней.